Константин Калбазов - Фронтир

Потом были бесконечные патрулирования, постоянное нервное напряжение, перестрелки с теми арачами, которые не захотели мира. Сейчас Вашек выглядел куда старше своих лет, успел изрядно заматереть и даст фору взрослому мужику. А тут матушка словно с малым дитем тетешкается. Нехорошо. Несолидно как-то. Пластун он или погулять вышел?

— Ма, да я сам. Ма, ну чего ты в самом-то деле.

Оно и несолидно, но и матушку обижать не хочется. Вот и отбивался Вашек вяло, без огонька. Ее тоже понять можно. Каждый раз плачет, когда сын уходит. Проводит с порога, уйдет в дальнюю комнату и плачет. Вашеку сестры рассказывали.

— Тятька-то дома?

— Так воскресенье же. Дома, куда ему деться. На заднем дворе хозяйничает. Нынче народу в Домбасе много, так что мы решили к вечерне идти. Чего всем скопом в храме толпиться, ни помолиться толком, ни свечку спокойно поставить. Уж давно просим господина Варакина поставить еще один храм, да он никак не соберется.

— Не станет он ничего ставить, — послышался от порога голос Брыля. — И правильно делает. Он один поставил за свой счет, второй уж от нас должен быть. На сходе порешили в складчину храм ставить на восточной окраине. Здорово, сын.

— Здравия, батя. А чего на окраине-то опять?

— Так и прежний был на окраине. А теперь где тот край? Вот и здесь так же будет. Растет Домбас, — не без удовлетворения произнес глава семьи.

— Что это? — вдруг обмерла Мила, упершись взглядом в грудь сына.

— Где? А, это… Так упал на камень, вот и порвалось, — поспешно скидывая бронежилет, пояснил Вашек.

— Брыль, ты слышал? Да ты что же, мать за дуру держишь? Какой камень?!

— Ты не блажи, мать. Вот он, жив и здоров, чего выть, как на луну.

Мила всхлипнула и, прикрыв лицо уголком платка, убежала из комнаты. Брыль только тяжело вздохнул и посмотрел на Вашека:

— Ну рассказывай.

— Так не моя броня. Ладно матушка, но ты-то видишь!

— Хм… И впрямь не твоя. А что так-то?

— Это броня Ануша. Арачи засаду устроили, пришлось малость пострелять. Вот командиру и прилетело. А как он такой домой заявится? Синяя Птица на сносях, а ну как испереживается. Вот и обменялись мы.

— Брыль, Вашек, идите за стол! — Глаза у Милы все еще красные, но, как видно, слова сына она все же слышала и немного успокоилась.

— Не, мам, я сначала оружие обихожу. Нехорошо его без присмотра бросать. А уж потом и поем.

— Это верно, — поддержал сына Брыль. — А я пока закончу с двуколкой, не дело по всякой мелкой надобности повозку снаряжать.

Однако не успел Брыль закончить фразу, как входная дверь распахнулась, и в проеме возник парнишка лет четырнадцати. Одет он был в форму, на поясе револьвер и нож, на груди медная бляха. На службе парнишка. С этого возраста мальчики начинали по очереди нести службу в комендатуре в качестве посыльных. Каждый день заступало их по трое. Комендатура находилась в одном здании с управой, а потому использовали мальцов не только по военным нуждам. Разумеется, имелась станция далехласа, но аппараты были пока еще далеко не везде, да и связь нет-нет да и барахлила.

— Здрасте, дядько Брыль, здравия, тетка Мила. Вашек, собирайся, вашим сбор у комендатуры.

— Что стряслось-то? — растерянно спросил Вашек, переводя взгляд с мальчишки на бронежилет и карабин, которые все еще держал в руках.

— А я почем знаю? Сказано собрать всех пластунов, а что там и как, не ведаю. Ладно, я побежал, мне еще несколько дворов обежать надо.

Пожав плечами, Вашек попросил мать заменить грязное белье в переметных сумах. Провизия также вышла, но тут никаких проблем. В кладовой комендатуры имеются уже укомплектованные сухие пайки, из расчета один бумажный пакет на сутки. Набор немудреный — консервы, сахар, сивон, сухари. Как говорится, без разносолов. Но чтобы во время выхода в степь да не обзавестись свежатиной? Такого пока не случалось.

Наконец Вашек накинул на пятнистый и все еще влажный китель бронежилет. Затянул все ремни. Подхватил карабин, переметные сумы и шагнул к выходу.

— Не пущу! — В Милу словно бес вселился. Она преградила сыну путь, расставив руки так, словно пройти можно было только через ее труп.

— Ты чего, мам? — растерялся парнишка.

— Не пущу, — упрямо повторила женщина, вновь заливаясь слезами.

— Мила, дай парню пройти, — строго произнес Брыль.

— Да как же так-то?! Нешто не понимаете?! Неспроста это. Беда! Сердцем чую, беда. Ладно он, дите неразумное. Но ты-то, Брыль?!

— Дите, говоришь. Да нет, мать, не дите он, а муж и боец. Опора, надежа и защитник. И он, и друзья его по детским играм, и каждый мужик в Домбасе. Отойди от двери. Вашек, если что… ты там труса-то не празднуй, но и лихость в узде держи… Ладно, ступай. С богом.

Поверил он жене сразу. Вот так в одночасье понял, что не блажит Мила. Сердце материнское чует грядущую беду. В чем она неясно, откуда придет непонятно, хотя предположить и можно. Но в том, что она есть и надвигается на их городок, Брыль ничуть не усомнился.

Проводив сына, он тяжело вздохнул и направился в их с Милой комнату. Достал из шкафа принадлежности, разложил на столе. Снял со стены карабин и начал чистить. Сам не знал отчего, но чуял, что нужно, и все тут. После карабина вычистил оба револьвера. Потом пришел черед проверки всего снаряжения. Четыре гранаты с чугунным рубленым корпусом — две под пращу, с запальным шнуром, две под обычный запал. Две гранаты с корпусом из жести. Проверил шлею, бронежилет с множеством карманов и патронташем. Просмотрел патроны, чтобы не оказалось какого с замятостями. Не хватало, чтобы в ответственный момент вышел перекос патрона. Секунда в бою дорогого стоит, а перекос даже в однозарядном «баличе» может доставить массу неудобств.

— Брыль, что будет-то? — тихо спросила заглянувшая в комнату жена.

— Не знаю я, что там могло стрястись. Может, опять какие лихие появились. Тревогу-то не объявили.

— А чего же тогда за оружие взялся?

— Да мало ли. Сейчас, может, и ничего, а через час под ружье поставят.

— Брыль…

— Мила, говорено уж о том. Тут наш дом. А как беда придет, так всем миром и встанем, потому как есть за что драться. А гуртом и горы своротить можно. Так что пошли обедать, и о плохом не думай.

День выдался хлопотный, а главное, беспокойный. Господи, как же он устал! Два года назад ему как снег на голову упало назначение на должность генерал-губернатора в одну из самых важнейших колоний империи. В Нововаленсианское генерал-губернаторство кроме обширных владений на материке входили два больших острова, каждый из которых превышал по площади старосветские королевства, два поменьше, едва ли уступавшие последним, и ряд островов архипелага. По общей площади эти владения превышали Валенсию в десять раз. И хотя плотность заселения все еще низкая, населения примерно в два раза больше, чем в метрополии. Весьма значимая территория, и именно сюда-то его и назначили.