Александр Громов - Язычник

В пяти шагах от островка зверь остановился. Присел на передние лапы, погрузив грудь в воду, показал зубы.

— Подружку ждешь, один не решаешься? — сказал ему Эрвин. — Мужчина, тоже мне…

Зверь издал утробное рычание и, казалось, рыком ответил на подначку. Зверь был прав, осторожничая, а прав среди зверей тот, кто окажется сильнее в конечном итоге. Среди людей, впрочем, тоже, только сила у них измеряется по-другому.

Добыча не бежала, что озадачивало зверя. Поджидая самку, самец широко разинул пасть и подвигал туда-сюда треугольными лезвиями зубов. Действительно, как ножницы…

— Мускулозубый, значит? — продолжал Эрвин. — Зачем тебе такие зубы? И чем ты расплатился за них? Надо полагать, челюсти у тебя слабые, да и шея тоже, верно?

Второй зверь поравнялся с первым. Оба двинулись вперед одновременно — не ринулись, что было бы глупо в топи, а осторожно приближались.

Зато ринулся вперед Эрвин, ринулся со всей стремительностью, на какую еще был способен. Правому зверю — удар бича, левому — удар пикой в морду.

Звери отпрянули, озадаченные. Правый рычаще затявкал, словно подавился, левый завыл. Такого в практике болотных хищников еще не случалось: эта добыча не просто оборонялась — она пыталась нападать!

Эрвин понимал: одного урока им будет мало. Хватит ли двух — тоже вопрос. Человек-счетчик может рассчитать что угодно, если он владеет математическим аппаратом, и найдет решение, если оно вообще существует, — но кто и когда занимался на Хляби созданием математического аппарата, описывающего поведение малоизученных болотных тварей? Кому до них есть дело?

Топча кусты, Эрвин отступил на шаг, и вновь звери медленно двинулись вперед. Теперь они вели себя куда осторожнее, и острие пики лишь скользнуло по морде левого, а правый успел отпрянуть, не попав под удар бича. Спокойнее, сказал себе Эрвин. Им нужен предметный урок, они еще не получили его. Пусть получат.

Он все еще чувствовал себя сильным. Да, Саргассово болото высасывает человека, как паук муху, превращает его в несчастного задохлика с дрожащими коленями и раздираемыми кашлем легкими. Да, болото не дает ему как следует выспаться и поесть, оно давит на психику, оскорбляя все органы чувств, и сводит с ума, — но почему хищники вообразили, что эта добыча стоит усилий и риска? Они ошибаются, только еще не поняли своей ошибки. Когда поймут — кинуть им мясо, отвяжутся.

Шли минуты, а звери еще ни на что не решились. Отступать они явно не собирались, но и не атаковали. Хлестнув бичом по воде, Эрвин заорал, запрыгал и даже поколотил себя в грудь, как бабуин, — никакого эффекта. Мускулозубые понимали только реальную боль. Иногда они обменивались тявкающими звуками, и Эрвин дорого бы дал, чтобы понять их значение. Звери не знали, как нападать на человека, а человек не знал, как прогнать их. Эх, биологи, экологи и этологи Хляби, пропади вы пропадом с вашим единственным скелетом форфикуладонта в столичном музее! Где ваши ученые труды, касающиеся различных аспектов поведения мускулозубых? И где вы сами, и кому, положа руку на сердце, вы нужны в такой замызганной дыре, как Хлябь?!

За спиной хрипло простонал Иванов но, судя по всему, не пришел в себя. Ладно. Эрвин переминался с ноги на ногу. Мокроступы он отвязал, чуть только услышал шлепанье лап по воде, и теперь мог бегать и прыгать по островку как вздумается. В кожаных мокасинах на островке сподручнее, а в топи что в мокроступах, что так — все едино, съедят. На то они и болотные звери.

Возможно, был смысл пожертвовать одной из пик, метнув ее в ближайшего зверя. Эрвин обдумал эту мысль и отверг ее, рассматривая в свете луны грубую и, наверное, толстую шкуру на загривке и боках форфикуладонта. Вот если бы зверь подставил брюхо…

Ага, жди… Как раз этого форфикуладонты делать не собирались. Левый тявкнул два раза, и правый тявкнул в ответ. Тогда левый немного отступил и медленно двинулся вокруг островка, а правый остался на месте.

Надо же, догадались, подумал Эрвин. И часа не прошло, как сообразили взять в кольцо… Теперь все решала скорость действий и точный выбор момента. Пусть положение аховое, пусть завтрашний день не обещает быть лучше вчерашнего и вообще может не наступить для Эрвина Канна, но как же приятны мысли, в которых есть хоть какой-то математический расчет, пусть даже самый простенький!

У хищников тоже был расчет — на то, что жертва будет стоять на месте.

Ошибочный расчет. Эрвин прыгнул вперед, угодив правой ногой в топь, но достал зверя и пикой, и бичом. Хорошо достал — форфикуладонт завертелся на месте, разбрызгивая грязь. Теперь жизнь Эрвина зависела от того, успеет ли он выбраться на островок раньше, чем второй зверь нападет на него сзади.

Вцепившись в жесткую траву на краю островка, Эрвин буквально вырвал себя из топи. Как раз хватило времени упредить прыжок второго зверя. Дважды тонко пропел бич, и зверь вскинулся на задние лапы. Эрвину не хватило мгновения, чтобы развернуть пику и всадить обсидиановый наконечник в брюхо твари. Но он попытался.

Случается, что «поздно» хуже, чем «никогда». В момент удара форфикуладонт уже падал на передние лапы. Удар пришелся зверю в плечо, а в следующее мгновение челюсти сомкнулись на древке, и в руках у Эрвина осталась обыкновенная палка. Секунда, понадобившаяся зверю, чтобы выдернуть из раны обломок пики, стала для Эрвина спасением. Бич свистел и свистел. После второго удара хищник уже не думал о нападении; после четвертого, пришедшегося по морде, — отступил в топь, огласив болото воем.

Сейчас бы вновь атаковать первого зверя, показать ему, кто тут настоящий хищник, а кто может из хищника стать жертвой, — но не было сил. Эрвин тяжело дышал, руки дрожали, подступал приступ кашля, и хуже всего было то, что форфикуладонты это видели. Любой хищник на любой планете превосходно знает, что усталая и больная жертва — очень хорошая, желанная жертва.

А признаки усталости универсальны, их ни с чем не спутаешь.

Бросить, что ли, зверям мясо?

Нет еще. Рано.

Эрвин щелкнул бичом перед носом самца, и тот попятился, озадаченно тявкнув. Самка вернулась и присоединилась к самцу. Раздувшись, чтобы не погрузиться в топь, эти звери лежали в грязной жиже наподобие двух гигантских лягушек. Они явно приготовились ждать. Чего?

Того, что жертва рано или поздно ослабеет? Вряд ли. Скорее — что луна опять скроется в облаках и жертве придется отбиваться наугад.

Слой низкой облачности или густой туман над болотом — это запросто, надежда не беспочвенна. Пока же над головой сияло звездами дивное небо, и малиново-зеленое знамя полярного сияния развевалось над северным горизонтом. Было даже красиво, вот только болото воняло, и воняли звери, вонял гангренозной ногой не приходящий в сознание Иванов, вонял сам Эрвин. Всюду вонь. Даже не верилось, что Саргассово болото возникло само по себе, без участия человека…