Александр Громов - Язычник

Ламбракис сам принес обед, и не судки с камбуза, а тюбики и колбы для питания в невесомости. Надо полагать, избегая лишнего внимания персонала Сковородки, взял их со своего шаттла. Суп-пюре из моллюсков с каперсами и твердианскими пряностями улетел в рот мгновенно. Блаженство было таким острым, что Эрвин на время позабыл, какими словами сам он крыл космическую пищу, работая гарпунером среди астероидов.

— Не так быстро, — забеспокоился Ламбракис. — Поперхнетесь.

Чрезвычайным усилием воли Эрвин заставил себя отложить ненадолго в сторону тюбик с протертыми фрикадельками.

— Как вы собираетесь вывезти меня отсюда? — спросил он. — В грузовом трюме, конечно?

— В ящике из-под провизии, если вы не против.

— Мне не привыкать, что меня рассматривают как провизию… Сколько человек на Сковородке участвуют в операции?

— Двое помимо меня. Пилот и местный фельдшер.

Эрвин помолчал, изображая мыслительную деятельность. Краем глаза заметил, с каким почтением смотрит на него Ламбракис. Ну как же — вычислитель вычисляет!

— Должно получиться, — сказал Эрвин, легонько кивнув. — Но портачить не рекомендуется. Фельдшер, кажется, не из болтливых, а пилота я не видел.

— Надежный парень, — уверил Ламбракис. — Это он сажал флаер, пока я отстреливал зверей. Сами знаете, не каждый согласится летать над Саргассовым болотом даже днем, а уж ночью…

— Тем лучше. И… когда смываемся?

— Завтра. Одежду я приготовил. Кажется, она не совсем по росту, но лучше ходить в такой, чем нагишом, вы согласны? Двигаться можете уверенно?

Эрвин поерзал на койке. Нигде ничего не болело.

— Да.

— Тогда никаких проблем. В нужный момент — о нем договоримся позже — транспортер притормозит возле медблока, первый ящик от кабины — ваш. У вас будет три-четыре секунды, чтобы пробежать десять метров и забраться в него. Об остальном не беспокойтесь. Как только поднимемся на антиграве, я к вам спущусь. Разгон вы проведете в кресле, как полагается.

— Отличная мысль, — одобрил Эрвин. — Нагло, но в меру. Должно сработать.

— Мое имя Андонис, — похвастался Ламбракис. — Оно означает «неоценимый». Раз уж родители снабдили меня таким именем, приходится соответствовать, хе-хе.

— У вас получается. Но я хочу знать еще кое-что. Давеча вы сказали, что, забирая меня с болота, вам пришлось торопиться. Почему, собственно? Набежала стая зверья?

— Это не зверье, — сказал Ламбракис. — Хотя, может, и зверье, не знаю. Нет, наверное, все-таки зверье… щупальца такие… до неба. Как высунулись шагах в ста он нас, так я и понял, что задерживаться тут, пожалуй, не стоит. Даже стрелять по ним не стал…

— Правильно, что не стали… Так, значит, два щупальца? Точно?

— Ну, до двух-то я считать умею. — Ламбракис усмехнулся.

— Еще один вопрос. Какого цвета были щупальца?

Ламбракис чуть было не всплеснул руками, но остановил себя, сообразив, видимо, что вычислитель не просто так задает странные вопросы. Ему зачем-то надо это знать.

— Вообще-то ночь была, — пробормотал он. — Чуть-чуть светало, но в общем еще ночь. Лунная, правда… Нет, насчет цвета ничего не скажу.

— А форма? — продолжал допытываться Эрвин. — Это животное называется язычником, их тут два вида… Щупальце в сечении круглое или уплощенное? С бахромой отростков по краям или без?

Лисье личико Ламбракиса сморщилось, как будто лиса из эзоповой басни добралась-таки до винограда, а он и впрямь оказался кислым.

— Вроде была какая-то бахрома или еще что-то… Погодите… Да, точно была! Одно щупальце спроецировалось на луну, и были на нем мелкие отростки!

— Уверены?

— Видел, как вас вижу!.. Это имеет значение?

— Любая мелочь имеет значение, — важно сказал Эрвин, и Ламбракис замолчал, снедаемый любопытством, но так и не осмелился поинтересоваться сутью вопросов вычислителя.

Почему два щупальца?.. Как только Ламбракис ушел, забрав с собой пустые тюбики, Эрвин откинулся на подушку, закрыл глаза и попытался найти ответ. Он знал, что ответ просто так не дастся, а вернее всего — ответов будет несколько, выбирай.

Выбрал неправильно — плати за ошибку. Никто, кроме тебя, в ней не виноват.

Но ведь можно и не выбирать! Можно улететь к чертовой матери с Хляби, никогда больше не увидеть Саргассова болота, встретиться со Стаббинсом, сломаться на первой же проверке и то ли долгие годы работать на дядю мелкой, лишенной всякого влияния сошкой, то ли быть вышвырнутым на дно жизни без денег, жилья и работы. Конечно, последнее все-таки лучше, чем в благополучном дикарстве дожить до старости на одном из Счастливых островов, и много лучше турпоходов по болоту…

И все же это не жизнь.

Мог ли язычник, в какой-то степени управляемый Кристи, догнать путников?

Да, если двигался безостановочно. Разумеется, ему надо время от времени отдыхать и питаться, он подстерегающий хищник, а не марафонец, — но разве знал он, беря в симбионты существо с развитым мозгом, на что способна женщина в исступлении? Бедный донный моллюск…

Но второй?..

Случайность?

Возможно. Строго говоря, оба язычника могут быть никак не связаны с бедной Кристи, мало ли язычников в болотных глубинах…

Была, однако, и другая возможность. Обдумывая ее, Эрвин незаметно отключился, подчиняясь требовавшему сна организму, и был разбужен толстым фельдшером, принесшим ужин — все те же тюбики.

— Ваш друг зайдет позже, — только и сказал эскулап в ответ на вопросительный взгляд, и Эрвин принялся за еду.

Ламбракис заглянул в палату поздно вечером. Под мышкой он держал сверток.

— Завтра в одиннадцать тридцать, — сообщил он. — Возьмите часы. На фельдшера не надейтесь — свое дело он сделал, а дальше ничего не видел, ничего не знает… Вот одежда, в ней вы будете смахивать на медика. Обувь тоже там. Советую вам размять мышцы, только не перетрудитесь и не покидайте этот отсек. В одиннадцать двадцать пять вы выходите, поворачиваете налево, затем направо до двери с малым иллюминатором. Стойте там, пока поблизости не остановится транспортер. Он красный и немного облезлый. В кабине будет сидеть чернявый парень в желтой майке. Дальше делаете так, как мы договорились. Помните?

— Конечно. Но…

— Я что-то упустил? — забеспокоился Ламбракис.

— Безусловно, — сказал Эрвин. — Есть одна закавыка, нюансик такой. Вы вытащили меня из болота вовсе не из милосердия, а потому что я нужен Стаббинсу. Для той же цели вы намерены увезти меня с этой планеты. Мы даже обговорили детали. Но вы так и не спросили меня, хочу ли я лететь.

Только одно мгновение лисья физиономия Ламбракиса выражала растерянность, но сейчас же закаменела, как у мелкого хищника, готового к любому повороту событий.

— Неужели не хотите?