Николай Петри - Судороги Земли

— Потому что она беседовала со мной!..

Старик смотрел на Зодчего как на безумного.

— Если не веришь, я могу назвать тебе это слово! — проговорил Зодчий, глядя прямо в глаза библиотекарю.

Лекарий колебался. Не верить Зодчему он не мог, потому что сам был свидетелем тому, как выходец прошёл сквозь живую толпу «зывунов», и тело Амвросия смог на себе вынести. Но с другой стороны — никто не может знать текста тайной книги, кроме Эркатоги и того, кто её написал!..

— Тебе назвать это слово? — Глаза выходца сквозь зрачки старика заглянули в его душу.

— Да… — выдохнул Лекарий и закачался — силы окончательно оставили его.

Зодчий набрал полную грудь воздуха и сказал:

— Это слово…

— …«Зывуны» прорвались!

Зодчий оттолкнул старика, крикнув в его расширенные от ужаса глаза:

— Кто ранен и слаб — в погреб под башню! Прощай, старик, через пять минут здесь будет ад!

Потом наклонился, перевернул контейнер с оружием, достал второй меч. Вставая, заметил остекленевшие глаза Донго.

Метеором скользнула мысль: «Будет, кому составить мне компанию, когда…»

Рядом выросла фигура Рабуса:

— Мне было легко с тобой, брат!..

Енор, отбросив бесполезный арбалет, вздохнул:

— Жаль, не погуляю на вашей свадьбе!..

Сиф захрустел мышцами спины и глухо произнёс:

— Если можешь, — прости меня за Гнилое Озеро…

С рёвом взвилось над воротами яркое пламя — это Гоблин отсалютовал Зодчему прежде, чем с головой окунуться в последнюю в своей недолгой, но весёлой жизни авантюру.

Метр за метром, шаг за шагом отступали заставники, оставляя за собой горы тел. Сначала заставников было девять. Но три «зывуна-бого» неожиданно вынырнули за их спинами, и защитников осталось шестеро. Потом перевернулся трок Эразма, впустив новую волну скрюченных, сегментированных тел, и защитников осталось пятеро. Потом «ходульники» пронеслись мимо как саранча, и заставников осталось всего трое: Зодчий, Енор и Рабус. А потом было открытое пространство перед входом в правую сторожевую башню, в которой продолжали обороняться около десятка поселенцев. Пространство они преодолели. И даже смогли пробиться в саму башню. Но на последних метрах Рабус вдруг сник. Зодчий, рыча и ругаясь, сумел втащить безвольное тело заставника внутрь башни прежде, чем дубовый засов отделил их от беснующейся толпы за стеной.

…Рабус уже не дышал — трудно дышать, оставив ещё бьющееся сердце в узловатой когтистой лапе «зывуна-бого»…

Зодчий, понимая, что засыпает, а спать ему сейчас никак нельзя, с силой надавил на забинтованное ухо. Дикая боль пронеслась по телу, едва не погасив сознание.

Енор со страхом наблюдал за выходцем.

— Как там… Гоблин? — тусклым голосом спросил Зодчий.

— Держится пока… — перегнувшись через парапет, доложил юноша. — «Ходульники» у минитрока все шасси отгрызли, так он их теперь напалмом поливает!

— Что со второй башней?

— Тлики пытались подобраться к стене, но Гоблин их в клочки разнёс.

— А сам-то ты как?..

— Да что мне будет! — воскликнул юноша, но внимательный взгляд Зодчего отметил и лихорадочный нездоровый блеск в глазах и мертвенную бледность лица — сломанные рёбра и три глубоких рваных раны на левом боку не прошли для поселенца бесследно.

— Сколько нас осталось?..

— Мы с тобой наверху, трое — на среднем горизонте и четверо — внизу.

— Не густо… — вздохнул Зодчий.

— Наита приходила, — сказал Енор после секундного колебания.

— Разве я… спал?

— Ты сидел с открытыми глазами, но… как мёртвый. Наита попросила не тревожить тебя.

— Она не сказала, сколько поселенцев в подвалах и погребах?

— Около сорока…

Пронзительно завыл ревун.

Зодчий, морщась от боли во всем теле, рванулся к парапету. Выглянул.

Минитрок Гоблина медленно погружался в пучину клокочущей земли. Зодчий застыл, молясь всем богам, чтобы случилось чудо. И оно случилось — трок замер, слегка накренившись на правый бок. Сразу же вокруг него загудело пламя — Гоблин не жалел «боекомплекта» понимая, что фортуне рано или поздно надоест помогать такому задире как он.

— Молодец, Гоблин! — восхищённо воскликнул Зодчий, и в этот миг его словно током ударило — он понял, зачем Легонт отправил его на Гнилое Озеро…

«Он хотел, что бы я вызвал Г л о б а л ь н о е И з м е н е н и е!»

Оглушённый этим открытием, Зодчий опустился на бревенчатый пол. Мысли неслись в голове, словно кони на скачках — вперёд и всё быстрее и быстрее…

Несколько секунд он сидел без движений, позволяя бредовой мысли овладеть сознанием. Через минуту открыл глаза, но теперь это был уже не прежний Зодчий — теперь он знал, что должен делать…

— Енор!

— Да.

— Ты не помнишь, катапульта Фархада установлена в нашей башне или у соседей?

— В нашей. На среднем ярусе. А тебе зачем?

— Есть идея…

Полчаса Зодчий потратил на то, чтобы уговорить молодого поселенца. Сначала, услышав о затее выходца, юноша наотрез отказался. Но Зодчий был настойчив, а его слова убедительны. В конце концов, Енор сдался.

— Наита меня убьёт! — бормотал он, помогая Зодчему экипироваться в последний путь.

— «Зывуны» это сделают много быстрее, если ты не будешь мне помогать!

Енор только вздыхал, безропотно выполняя все указания Зодчего. Время от времени юноша бросал быстрые тревожные взгляды на выходца, опасаясь за его рассудок. Зодчий косых взглядов не замечал, хотя в его душе тоже бродили сомнения, но совсем по другому поводу: Фархад сконструировал свою катапульту вовсе не для того, чтобы из неё выстреливали безумных выходцев!

Минут через двадцать всё было готово.

Зодчий последний раз осмотрел себя, уселся в приёмную чашу и торопливо скомандовал:

— Давай!

Широко раскрыв от ужаса глаза, одним ударом массивной кувалды Енор выбил стопорный клин, отправляя Зодчего в свободный полёт.

Оказавшись в воздухе, выходец услышал тонкий печальный женский крик:

— Куда-а-а…

Или ему показалось?..

Зодчий рассчитывал упасть на огромный стог сена, находившийся метрах в сорока от сторожевой башни, однако уже в полёте понял: то ли Фархад не успел пристрелять катапульту, то ли они с Енором что-то напутали, только в стог он не попал. Чиркнув по самой макушке высокой копны, и этим немного погасив скорость, выходец угодил в заросли ивняка.

За миг до столкновения, Зодчий раскинул руки и выпустил оба меча, чтобы самому не стать жертвой собственного оружия.