Роман Носиков - ПЕПЕЛ В ПЕСОЧНИЦЕ

— Он сейчас на меня будет компромат рыть и контакты искать.

— Он же тебя сгноит!

— Ему уже не долго осталось. У него уже нет никакой власти. Авось не успеет.

— Я бы на твоем месте не рассчитывал.

Тем временем за дверью, из которой они вышли, директор продолжал вызвал начальника охраны.

— Юрич! Юрич! Подойди! Значит так. Этого, вот того, что сейчас здесь выступал, — директор прочистил нос при помощи платка и бросил его под стол, — На всякий случай, бабу его найдите. Он ведь за бабой бегает? Найдите ее. И детеныша найдите. Мало ли что? А тут — любое «что» — не малое. И московской братве передайте, что достали уже с местными вопросы выяснять. Пусть договорятся, наконец. Мне тут стабильность нужна. И, кстати, о семье Макарова. Их тоже найдите. Все. Можешь идти. За любовницей его — круглосуточное наблюдение. Нет! — глава контрразведки потер ладонь об ладонь, — Доставь-ка ты ее мне. И побыстрее. А самого вот этого вот нахала — в самую жопу. Чтоб концов не сыскали. Подготовь бумаги.

К Ольге Максим поехал уже на личном водителе. К нему прикрепили здоровенного, молчаливого чеченца на уазике исполнявшего обязанности водителя и охранника одновременно. Тимур обладал двумя талантами — он никогда не подсушивал и не подсматривал что-либо специально, но всегда все слышал и все замечал, а еще его флегматичность действовала на Максима как успокоительное.

Теперь Оля жила тоже в новостройке. Только это были не многоэтажная московская башенка, а сборный домик беженцев. В окошке горел свет, на пороге стояли сапоги с налипшими на дороге, оставлявшей желать много лучшего, комами грязи. В поселке беженцев царила полная тишина. Сначала Максим даже заподозрил засаду, но немного позже дошло — тут работали с зари и до зари, используя все свободное время для еды и сна. Это было все, что помещалось в расписание: тяжелый труд, еда и сон.

Он подошел к двери и постучал. Дверь открыл молодой парень слегка подшофе.

— Здравствуйте.

— А Олю можно?

— Какую Олю?

— Ряшинская Ольга здесь проживает?

— Ах, Ольга Владимировна! Да, есть такая, прошу вас, господин офицер. — парень громогласно закашлялся, — Вы по делу или как?

В этом последнем «или как» Максиму почудилась некая издевка, намек на то, что возможно происходило тут прежде. Максим оттолкнул парня и прошел внутрь.

Короткий коридор. Две комнаты, одна побольше, другая поменьше. Из первой доносятся детские крики — ему не туда. На второй двери была наклеена картинка — заяц с цветочком. Точно такая когда-то была на Олином холодильнике. Этих зайчиков он всегда терпеть не мог. Максим постучал в дверь.

Оля открыла сразу же, как будто стояла за дверью. Открыла и застыла, глядя на него широко раскрытыми глазами. Она была в коротком зеленом халатике, который едва прикрывал крепкую задорную попу. Максим помнил этот халатик — Оля привезла его из Москвы. Она часто встречала его именно в этом халатике, его удобно было задирать. В мозгу у Максима вспыхнула картинка, как он резко поворачивает ее к себе спиной, задирает этот халатик, пригибает ее вперед и…

— Привет, — сказал он немного хрипло.

— Максимка! Максимка!

Она прыгнула на него и повисла, обхватив руками шею, а ногами пояс и прижалась, приникла всем телом, касаясь щекой щеки.

— Приехал. Как хорошо, что ты приехал.

Она спрыгнула с него, схватила его за руку, и потащила в комнату. Стул, маленький пластиковый столик, пластиковая кровать, застеленная серыми даже на вид сырыми простынями и самодельные полки, на которых стояли его подарки — безделушки из стекла и фарфора, кружка, духи, зеркальце. Максим обомлел. Она приволокла из Москвы даже его фотографию. Он провел по фотографии пальцем. На пальце осталась пыль. Она не поставила все это только что, после встречи в комендатуре, она держала эти предметы на полках постоянно. Она знала, что он улетает в Канаду, она не могла ждать его возвращения, но взяла с собой в эвакуацию все эти ненужные вещи потому, что они были ей дороги! Потому, что он подарил их! Максима как будто ударили по глазам.

А она посадила его на кровать, придвинула столик и села напротив.

— Как ты изменился сильно. Ты поседел. Вот на висках и спереди прядочка.

Она прикоснулась к его волосам.

— И глаза у тебя несчастные. Бедный мой.

Она погладила его по щеке. Он должен был что-то сказать.

— Как ты, вообще?

— Я — нормально. На работу устроилась уже.

— Я тоже.

— Я вижу.

Оля показала на погоны Максима.

— Сменил сферу?

— Пришлось.

Максим старался подмечать все ее движения, интонации, чтобы увидеть тот момент, когда его начнут обрабатывать. Но момент все не наступал. Она как сидела глаза в пол, так и продолжала сидеть. Но, не смотря на это, внизу живота Максима образовался горячий комок, который тянул, толкал его к Ольге. Встать, схватить ее в охапку, швырнуть на кровать и… Она только этого и ждет. Она хочет. Почему же не позволить себе? Ангела не узнает.

Максим поднялся, обошел стол и зашел к Оле за спину. Она сидела, не шевелясь, понимая, что сейчас произойдет и готовая к этому. Максим взял ее за плечи и увидел, что она сразу же наклонила голову набок, чтобы подставить ему шею. Он поднял ее со стула и прижал к себе. Ну, вот и все. Почти все. Осталось совсем немного — пара шагов до постели. Максим укусил губу до крови. Если бы можно было, то он сейчас врезал бы себе пощечину, но обстановка не позволяла такой роскоши.

— Оль! А где ты работала до нашей фирмы?

Оля оглянулась. Резко, как будто ее дернули за волосы. Потом ее движения снова замедлились, и голос которым она ответила был уже совершенно плавным.

— Зачем ты спрашиваешь?

В этот момент Максим увидел, что она начала его «обрабатывать». Это было удивительно. Мимический танец, который предстал его глазам, был прекрасен. Брови изогнулись как луки, глаза засияли, губы призывно раскрылись — стал виден маленький алый язычок между жемчужными зубками. Рот превратился в пропасть, в которую хотелось бросить всего себя, замучить этот рот языком, искусать губы до соленой крови, стукаться зубами об зубы. Смять ее, насадить на себя. Но наваждение кончилось, едва начавшись. Танец оказался бессмысленным. Максим легко вынырнул из него, чувствуя только жалость. До него неожиданно дошло: раньше Оля его не «обрабатывала». Никогда. Все было по-настоящему. Всегда. С самой первой встречи.

— Оль! Расскажи мне, пожалуйста. Я тебя очень прошу.

Оля встала, взяла его за плечи.

— Максимка. Пожалуйста. Не надо.

— Оля. Милая моя. Прошу тебя. Мне очень нужно знать.

Она отвела его обратно на кровать. В этот момент он уже был бы согласен на все. Все что угодно. Но она уже была не готова. Она усадила его, села на стул напротив.