Виктор Тюрин - Цепной пес самодержавия (СИ)

— Как его звать?

— Афоня.

— Дурачком прикидываешься. Ладно. Поучу тебя еще немного.

Жесткий удар ноги по ребрам не только не только опрокинул сидевшего уголовника набок, но и заставил взвыть от боли.

— Все! Хватит!, — домушник начал приподниматься, как резко дернулся всем телом и застонал. — А-а-а! Начальник, ты мне ребра сломал. Как я…

— Наверно не все, если так живо языком болтаешь?, — ласково-угрожающим тоном спросил его Пашутин — Так ты попроси! Мне для доброго человека ничего не жалко.

— Афоня Хруст. Шел за ограбление плотницкой артели. У него, на доверии людская касса была, так он с ней в бега подался. Теперь вишь, сицилистом заделался. Насчет дамочки ничего не скажу. Впервые вижу.

Пашутин бросил на меня вопросительный взгляд. В ответ я легонько кивнул головой, соглашаясь с ним. Уголовник — пустой номер, надо браться за других членов компании.

Афоня, несмотря на свой грозный вид, оказался слюнявым трусом. Захлебываясь словами и кровью, он начал бессвязно и быстро говорить, но был остановлен Пашутиным:

— Спокойно и по порядку, Афоня!

— Предатель! Иуда! Подлец!, — девушка, вскочив, сделала попытку кинуться на своего напарника, но я, схватив ее за плечи, усадил на место.

— Мне дурно. Воды принесите, — вдруг неожиданно потребовала она. Я посмотрел на подполковника, в ответ тот пожал плечами, и я отправился на кухню. Не успела она взять стакан, как вдруг неожиданно с силой бросила его в своего бывшего товарища. Удар, пришедшийся по носу, заставил того сначала вскрикнуть от боли и неожиданности, а затем попытался ударить девушку. Я перехватил его руку, на несколько секунд выпустив ее из поля зрения. На это она и рассчитывала. Сделав вид, что пытается уклониться от удара, она сумела выхватить откуда-то из-под юбки маленький пистолет, но на этом ее удача, впрочем, как и наша, закончилась. Хотя мне удалось выхватить у нее из руки оружие, но она при этом все же успела нажать на спусковой крючок, и пуля разбила оконное стекло вдребезги. Операция провалилась. Тот, кто находился снаружи и контролировал ход операции, теперь был предупрежден.

— Что есть, то есть, — это я сказал для Пашутина, у которого на лице появилось выражение, словно он прямо сейчас надкусил лимон, а затем поторопил товарища революционера. — Живее говори, парень.

— Как я уже говорил, приехали мы в Питер, две недели тому назад, из Москвы. Нас, вместе с Лисой, прислали на усиление боевой группы Арона. Встретили и поселили нас на явочной квартире, а пару дней назад от него пришел человек. Назвался товарищем Василием, после чего сказал: пройдете проверку кровью, значит, примем. Дал оружие и патроны. Сегодня он приехал на извозчике и привез нас сюда.

— Куда должны были идти, если бы все получилось?

— Э-э… Об этом разговора не было. Товарищ Василий сказал, что заберет нас, — на какое-то время замолк, но когда новых вопросов не последовало, продолжил свой рассказ. — У дома нас высадили. Зашли во двор, а у подъезда стоит Пролаза. Мы с ним действительно когда-то на пересылке познакомились. Это,… все.

Я бросил взгляд на уголовника и что удивительно, особого испуга на его лице не было, хотя и на прямой лжи поймали.

— Начальник, не кипишуй! Объясню! Доволен будешь!

Я с сомнением покачал головой, но говорить ничего не стал. Еще придет его очередь.

— Что вы должны были сделать?, — спросил его Пашутин.

— Ну, это… убить того, кто находится в квартире. Только я не собирался стрелять! Поверьте мне! Это Лиса, она фанатичка! Она все время…

— Заткнись!, — потом повернул голову к Пашутину. — Миша, телефон у тебя за спиной. Телефонируй в управление.

После того, как жандармы, записав показания Афанасия Трешникова и забрав обоих боевиков, ушли, домушник попытался ухмыльнуться, но сразу охнул от боли в разбитом лице.

— Настроение поднялось?, — зло поинтересовался у него недовольный нашим провалом Пашутин. — Так я тебе его в раз опущу!

— Вижу вы люди деловые, хотя и непонятно мне, какой масти. Поэтому давайте так. Я вам кое-что шепну, без записи, а вы мне — волю даете. Договорились?

— Говори! Там видно будет!

— Мы в очко играли у Машки Портнихи, туда и заявился фраерок. Его привел Венька Хлыст. Вот между ними и прозвучала кликуха Арон.

— Арон, говоришь. А Венька, значит, привел на малину фраера?, — словно бы с ленивым равнодушием спросил Пашутин, но ощущение создалось такое, словно из мягкой лапы хищника вот-вот покажутся когти. Уголовник это почувствовал и сжался, инстинктивно прикрыв голову руками.

— Начальники, истинную правду говорю!

От его развязности не осталось и следа.

— Тот, кого привели — был товарищ Василий?!

— Не знаю, но он точно из блатных. Раньше я никогда его не видел. Зуб даю! А Венька его точно знает!

— Представишь нам Хлыста и можешь идти на все четыре стороны!

— Выбора у меня, похоже, нет.

— Почему? Есть!, — усмехнулся Пашутин. — Не согласишься, припишем тебя к революционерам — боевикам и закончишь ты свою жизнь на эшафоте.

— Ты чего, начальник?! Какая виселица?!

— Тебя, кстати, как зовут? Только по-человечески скажи, а не свою собачью кличку.

— Макар Савельич Пролазин.

— Ты, похоже, так и не понял, куда вляпался, Макар Пролазин. Те, для которых ты вскрыл дверь, замешаны в покушении на жизнь государя. Как тебе такой поворот?!

Лицо домушника мгновенно побледнело, а лбу мелкими крапинками выступил пот.

— Нет. Нет! Чем хотите, поклянусь, но не умышлял я смертоубийства царя! Вы же сами все видели!, — он оглядел нас округлившимися от страха глазами. — Сдам я вам Веньку! Сдам со всеми потрохами! Что б он сдох, паскуда! С него, висельника, спрашивайте, не с меня!

Искали мы Веньку Хлыста три дня, но тот как в воду канул. По картотекам полиции его нашли быстро, но по тем адресам, где он раньше жил, его не было, и дружки прежние не знали где сейчас Хлыста искать. В архивах политического сыска группа боевиков с главарем Ароном не значилась. Это могло показаться странным, если бы мы не знали о существовании офицера-жандарма, которому вполне по силам прикрыть их деятельность от излишнего внимания. Так как с наскока не удалось найти Хлыста, к этому делу была подключена полицию, которой мы передали Макара Пролазина, а сами вплотную занялись охраной царя. К немалому удивлению царя, я теперь лично сопровождал его во всех его передвижениях по городу, а Пашутин тем временем занялся организацией его охраны. Несмотря на то, что он постарался исключить всех лишних людей, знающих о маршрутах движения императора, избежать полностью утечки информации мы не могли, но о последней линии обороны, так шутливо звал Пашутин свою группу, которую составляли полтора десятка боевых офицеров-монархистов, никто не знал. Он их отобрал, как как-то выразился, по своему образу и подобию и по его замыслу именно они должны были дополнить, на наиболее уязвимых точках царских маршрутов, выставляемую по пути следования охрану.