Андрей Силенгинский - Курьер

Маг ответил сразу.

— Если серьезно, то я не думаю, что речь может идти о каком-то мировом господстве. Мы не в дешевом фильме для подростков. Скорее, я предвижу опасность. Всеобщую, глобальную. Не в качестве конечного результата, а на пути к нему, из-за небрежности или неосторожности.

— А почему не в качестве конечного результата?

Роберт несколько театрально кинул брови на лоб.

— Вадим, вам нужны ответы на все вопросы в первый же день? Я ведь хотел провести только предварительную беседу, заинтересовать, что ли... Я не считаю вас настолько легкомысленным, чтобы получить немедленное согласие на мое предложение. Как я понимаю, вы чертовски хотите спать. Отдохните, и продолжим разговор вечером или завтра утром.

— Ну, на этот-то вопрос ответьте, а то ведь не засну, — проворчал я.

Сам себе я не очень верил — мне сейчас только головой подушки коснуться, отрублюсь, наплевав на все угрозы собственной драгоценной жизни. Но ответ на вопрос меня действительно интересовал.

— Не так это просто. Вернее, не так быстро, — вздохнул Роберт. — Тут издалека начать придется. Вы ведь знаете, Вадим, историю открытия Белого шара?

— Кто ж ее не знает. — усмехнулся я. — Михаил Томашов в одном из Российских НИИ совершенно случайно...

— В каком НИИ? — перебил меня Роберт.

— Что? — я запнулся на полуслове. — Да не помню я названия. Даже не то, что не помню, а не знаю. А это важно?

Роберт снова вздохнул.

— Бог с ним, с названием, чем Томашов занимался, помните?

Я только помотал головой.

— Томашов. вернее, вся его лаборатория, искала возможности связаться с братьями по разуму с далеких звезд. Подробности не знаю, естественно, но в общих чертах — воздействуя определенным образом на слабые токи головного мозга.

— Серьезно? — спросил я.

— Абсолютно.

— Что ж, — я почесал переносицу. — Еще один пример, когда ищешь одно, а находишь другое.

— Вы уверены? — быстро спросил Роберт.

— Не понял, — сказал я, потому что действительно не понял.

— Почему вы считаете, что Томашов, пусть случайно, не нашел именно то, что искал?

— Братьев по разуму? — здесь я сарказм скрывать не пытался. — С далеких звезд?

И я немузыкально, но очень ехидно замычал невесть откуда всплывшее в памяти «заправлены в планшеты космические карты...».

— Не так буквально, конечно, — поморщился Роберт. — Не уверен насчет далеких звезд, хотя не исключаю и даже считаю этот вариант вполне вероятным... Но не все ли равно откуда — звезды, будущее, параллельный мир. И про братьев по разуму можно говорить довольно условно. Не как о симпатичных зеленых гуманоидах. Не могу даже с уверенностью сказать, стоит ли считать Белый шар существом, устройством или субстанцией...

— А-а-а! — радостно протянул я. — Ну, в таком разрезе я с вами стопроцентно согласен! Если вы утверждаете, что Белый шар — это непонятно что непонятно откуда, мне остается только снять шляпу перед вашей догадливостью.

На этот раз мне таки удалось Роберта смутить. По крайней мере, в голосе его прорезалась досада с капелькой раздражения.

— Я всего лишь утверждаю, что Томашов получил ответ на свой запрос. Разумный ответ. И Белый шар является либо респондентом, либо непосредственно этим самым ответом. В любом случае он — не бессмысленное, хоть и мощное, явление, а продукт разума. Причем разума, находящегося на более высоком уровне, чем земной.

— И столь высокоразвитый разум обязан быть добрым? — спросил я.

Язвительность в моем голосе осталась скорее по инерции. Правила спора, если угодно. Раз уж я начал оппонировать, не останавливаться же на полдороги. На самом деле мысли Роберта были мне интересны и даже симпатичны. Хотя я ничего не знал об изысканиях Михаила Томашова, мне сложно представить себе Белый шар чем-то неосмысленным.

— Нив коем случае, — спокойно сказал Роберт, вполне уже овладев эмоциями. — Как можно судить, каким он должен быть? Но с уверенностью можно сказать, что поставь этот разум целью уничтожить человечество, давно бы и с легкостью этого добился. Зачем такой длинный и сложный путь? Логика...

— Всего лишь логика, — задумчиво сказал я.

— Конечно, — пожал плечами Роберт. — А чего бы вам хотелось? Подписей и печатей?

— Не помешали бы, — вздохнул я. — А если серьезно, логика в ваших словах, конечно, есть, но логика человеческая. Можно ли ей пользоваться, чтобы оценивать и предвидеть поступки чужого разума?

— А что нам остается? — насмешливо сказал Роберт. — Другой логики у нас нет. Либо этой пользоваться, либо никакой.

Я хотел было что-то сказать, но сдержался. Мысль была путанная, не оформившаяся, едва ли я смог бы внятно выразить ее словами, да еще понятными человеку, никогда не бывавшему в Тоннеле. Самому надо будет додумать... Вот только... только...

— Вадим!

Да что ты будешь делать?! Только соберешься, сконцентрируешься, наладишь методичность мышления, тебе непременно кто-нибудь помешает...

— Вадим!

А вот трясти человека как грушу, это вообще дурной тон. Я открыл глаза.

— А?

Роберт стоял надо мной и сочувственно улыбался.

— Вам надо поспать, Вадим. Но лучше все-таки не дома. Здесь опасно.

— Да мне везде опасно, — героически борясь с зевотой, проговорил я.

— Как сказать. Выберите какую-нибудь ничем не примечательную гостиницу, и выспитесь как следует. А я попробую обезопасить вас по крайней мере на ближайшее время.

Я тряхнул головой, пытаясь не дать глазам снова закрыться.

— Не стоит, пожалуй. Яков Вениаминович тоже пытался, и...

— Не переживайте, — улыбнулся Роберт. — Это будет нечто иное.

Глава двенадцатая

Разбудила меня препротивнейшая мелодия. Сквозь не желающий отступать сон я долго не мог сообразить, откуда она доносится и какие меры стоит предпринять, чтобы прекратить эту адскую какофонию.

Информация из глубин памяти в сознательную область воспаленного и не выспавшегося мозга проникала тяжело, по капле. Сначала почему-то пришло знание, что это Брамс, венгерский танец номер пять. Потом

— что эта музыка мне нравилась, нравилась настолько, что я поставил ее в свой телефон на группу близких друзей. И лишь потом до меня дошло, что мой телефон, собственно, и стал причиной прерванного сна. Точнее, один из пресловутых близких друзей посредством телефона.

Я открыл глаза и потратил еще какое-то время на ориентацию в полутемном пространстве почти незнакомого мне номера. Я ведь особо и не разглядывал ничего, когда пришел, только задернул плотные шторы, совершил подвиг раздевания и рухнул на кровать. Благо, пространства было немного — номер маленький, одноместный, так сказать, предельно функциональный. Поэтому брошенную на единственное кресло одежду я отыскал быстро, чуть дольше извлекал из ее недр телефон.