Денис Пронин - Почти библейский исход

Под непонятным взглядом Тамира я, кряхтя, выбрался на то, что на более крутых и больших катерах называется «солнечная палуба». Навязав кучу узлов, сплёл на себе нечто вроде парашютной «сбруи» и привязался к проверенной лично «на отрыв» загогулине.

— Вот теперь рассказывай, а я позагораю.

— Чего рассказывать? Ты присел, привязываешь нас к сторожевику. Сдутая лодка шевельнулась, я на неё глаза перевёл — а у рубки тоже что-то. Я глаза обратно — а там это… Я кричу, стрелять страшно, за тебя боюсь. Все-таки выстрелил и в голень «этому» попал. Она кубарем в тебя, вы оба — на наш катер. Ты катер чисто перелетел и в воду булькнул, а она вот — ногами в тент, телом — в козырёк. И со скрежетом — в воду. Я ружьё бросил — и следом.

— За ней? И два вопроса! Первое — почему она? И второе — что, так понравилась?

Тотти заулыбался.

— Первое — потому что СИСЬКИ!!!

— А второе?

— Папа-шляпа! Кстати, то, что ты толстый — и хорошо, и плохо. Хорошо — я нырнул, а ты мне навстречу, всплываешь. А плохо — то, что трудно вытаскивать!

Он ещё что-то говорил, но я уже засыпал. Он бубнил и бубнил, я сквозь наваливающуюся дрёму издавал какие-то звуки, мычал, угукал, всхрапывал… А потом проснулся от того, что меня кантуют, в смысле — ворочают с боку на бок.

— Ты чего?

— Развязываю. Время вышло. На дно не пойдёшь.

— Тогда да, развязывай. И давай с этим ковчегом закончим!

Героический абордажник Пётр по кличке Безусловный вторично ступил на палубу звезды ВМС Израиля. Трусы развевались, телеса колыхались, сырые ботинки, надетые на босу ногу, хлюпая, попирали… Что-то меня заносит. В общем, с Тоттиным пистолетом в руке и совсем даже не гордо я вновь попёрся навстречу приключениям. Начало прежнее — перелез, присел, привязал. Потом встал и осмотрелся. Вновь осмелел и приступил к обходу владений своих, в смысле наших. На палубе тихо, в рубке — два «объедка» неопределимого уже пола и вонь. Даже не вонь, а ВОНЬ! Думал, стошнит, но организм отказался. Типа «Слезайте, граждане, приехали! Конец!» Нечем, в общем. И — ударом — пить захотелось.

Полез из рубки в «потроха», вглубь, ища не столько угрозу жизням, сколько попить. Чего, дурак, плавал, стирался-полоскался, а насчёт попить не озаботился? Уже галлюцинирую — кулер офисный мерещится, и подробненько так, с закорючками еврейскими… То, что кулер — не галлюцинация, я сообразил, когда присосался к нему, как медицинская банка к спине. И вода такая увлекательная — два раза, напившись от души, отходил на пару шагов, опачки — уже опять хлебаю! Цирк!

Никого на судне не оказалось. Почти. Из-за одной-единственной закрытой двери неслись поскуливания какие-то. Но один я её ломать побоялся, вышел на палубу и предложил Тамиру присоединиться к взлому.

Вдвоём осматривали при свете неяркой лампы дверь уже не как я в одиночку — подёргал и за подмогой рванул, а внимательно. Дверь явно пережила чьё-то дикое желание её открыть, ворваться и похулиганить. Рычаги двух запоров явно согнуты, сама дверь в царапинах и неглубоких вмятинах. И как открыть?

Пока я обдумывал, как притаранить сюда бензорез какой-нибудь, а потом — где его отыскать перед тем, как переть, выход нашёл Тотти. Он просто выбил костяшками пальцев «Спартаковскую» долбилку и громко произнёс «Откройте, пожалуйста!» почему-то по-русски. Скулёж за дверью затих, а потом послышалось: «А кто это?» Ну, пришло время бесед!

— Кто-кто! Жан-Жак Руссо и Жак-Ив Кусто!

— КТО???

— Блин, спасатели Малибу! Шойгу прислал!

За дверью заскрипело, погрохотало, и она не спеша приоткрылась.

Аврал, устроенный на свежезатрофеенном катере «в три лица», практически неописуем. Нет, я бы с удовольствием, как эпический герой, к тому же пострадавший, попочивал бы на лаврах где-нибудь в теньке, но запах… Поэтому пришлось впрягаться.

Спасённый, полноватый парень Сёма Ройзман, от классического еврея взял только фамилию, одесский говор и здоровенный нос — «так скААть», на первый взгляд. В остальном — русак-русаком, ни пейс, ни скорби и плача во взоре. И адаптивный — ужас! Не бросился нам на шею с воплями благодарности, ни вопросов типа «что» и «откуда». Когда вылезли из «нутрей» сторожевика, постоял, огляделся-осмотрелся со странным выражением лица и, раздевшись скоренько, сиганул за борт. Немая сцена! И что теперь, за ним сигать? Однако почти тут же показавшаяся над водой голова сообщила:

— Кайф какой! Гигиена — прежде всего!

— Всего — чего?

— Это тебе, любопытный негр, ой, пардон, афроамериканец, хорошо — грязь на теле не видна…

— Слышь, разговорчивый! Расист, что ли? Ты нашу птичку не обижай! Я от него, в отличие от перерожденцев-евреев, ничего плохого не видел! Так что без наездов давай! Накупался?

— Да, спасибо!

— Руку давай, вылезать пора!

Выдернули Сёму на палубу и предложили рассказать в подробностях, с чего это он закупорился в двигательном отсеке и как ухитрился выжить.

По его словам, «ничто не предвещало ураган» вплоть до второй половины 20-го числа. В три пополудни отошли «от стенки», добрались до Тирана и ринулись форсировать Красное море… Какие планы на дальнейший маршрут были — его в известность не ставили, да и сам он особо не интересовался, его дело — моторы. А дальше начался, по его словам, «ужас разной степени громкости». Сперва фатально сплохело капитану, и тот, забыв о кашруте [21] Кашрут — в иудаизме свод законов, в частности о разрешенной и запрещенной пище. , попробовал на вкус «корабельную скорую помощь» в лице медбрата и медсестры. Сёма только краем глаза, выйдя за инструкциями, ухватил это зрелище, чего ему хватило — он уполз «к себе», заглушил движки и сел слушать «шо деется». Два раза его хотели навестить, но молча. После второго раза он заперся «намертво», что сделал вовремя — в третий, четвёртый и пятый раз к нему уже ломились, как в перестройку за водкой по талонам, не открывая, а выламывая дверь. После пятого раза от него отстали и даже вроде забыли, но особого желания вылезать из своей ракушки он не испытывал. Пожрать у него с собой было (ведь мама ему постоянно повторяла: «Сёма, если не тащить на себе — покушать надо, чтоб было всегда, и на сейчас и на потом!»), вода — тоже, так что он решил ждать спаскоманду. Правда, спустя сутки он уже не был так уверен в приходе спасателей, но… Дождался, в общем. Нас.

— Пётр! Тамир! Вы же не просто так сюда приплыли, да? Кораблик нужен, я правильно понимаю? Тогда давайте приберёмся, а потом вы расскажете, что и куда, ладно? А то я только помылся, а от этих миазмов, похоже, опять пачкаюсь…

Вот и начался аврал… С «крупными» частями беспорядка справились легко, отправив всех — и обглоданных, и безголовых — за борт. А вот с подсохшими и заскорузлыми лужицами и лужами… В общем, швартовались в «Марина-Центре» уже в сумерках, гадая на подходе, успеем — не успеем, и — я лично — ломая голову, где наш флагман на ночь парковать и как. Но — успели! Правда, сторожевик «бросили» посреди местного рукотворного заливчика, от греха подальше, чтоб, не дай бог, не поцарапать или не погнуть какую-нибудь очень важную военно-морскую хрень. А к причалу притёрлись на пострадавшем катере — ему в Россию не плыть.