Рус Агишев - Зеленый фронт (СИ)

Андрей жил в новом мире, растворившись в его красочных и не понятных деталях. Его сознание металось по гигантским неизведанным просторам как резиновый мяч — сейчас оно здесь и полностью погружено в созерцание хлорофилла, а через секунду оно уже в складках и наблюдает за появлением личинок короеда. Время для него потеряло всякое значение, ибо в этом мире оно ничего не означало и ни на что не влияло. Времени совершенно не чего было делать там, где все существовало и умирало в один и тот же миг.

Все закончилось точно также, как и началось — совершенно внезапно. Вдруг… хаос исчез. Тысячи миров свернулись в первоначальную куколку, с которой все и начиналось. Множественные осколки, разбежавшиеся по самым далеким уголкам, вновь притянулись к единому центру и стали одним целым.

— О! О! Ба! О! Во! — какие-то обрывки слов, междометия вырывались из него и пытались стать связной речью. — Ну! Ё! О!

Мир, так быстро ставший привычным или по крайней мере таким, каким он видел его последние недели, показался Андрею пресным, банальным, а вернувшиеся ощущения и чувства — неполными и тусклыми.

— Вот это да! — наконец-то, ему мысль смогла оформиться в слова и скакание фантастических образов прекратилось. — Вот это было…

Шок от перехода все еще действовал и оказывал на него какой-то отупляющий эффект. Какое-то время он заново привыкал к своему телу, к своим старым возможностям. Все время что-то ему мешало, казалось каким-то чужим и непривычным, мешковатым. Словно он, подросший мальчишка, вынужден вновь одеть свой старый пиджак, который ему узок в плечах и не сходиться в талии.

— Ну как же так? — бормотал Андрей, снова и снова пробегаясь по своему телу. — Зачем же обратно? Там же было так… Так красиво… Я хочу обратно! Хочу туда, откуда меня вытурили!

Его уже не обуревали противоречивые чувства; он уже практически забыл, как боялся, что полностью забудет, что это такое быть человеком. Всем своим нутром, которое у него еще оставалось от человека, Андрей желал вернуть назад те безумные мгновения. «Ну еще чуть-чуть, — молил он неведомо кого. — Мне не нужно много! Я же не прошу вернуть меня в человеческое тело! Мне этого не надо! Нет! Тысячу раз нет! Я хочу вновь быть … везде и нигде… Я хочу туда!». Ему безумно хотелось попробовать еще раз этого наркотика — вновь ощутить себя другим — совершенно свободным и ни от кого не зависящим, совершенно раскованным, быстрым… Это чувство столь отчетливо охватило его, что он почти полностью потерял контроль над своим телом — ветви, корни и даже крошечные едва появившиеся листочки начали жить своей жизнью. Дуб, десятки лет неподвижно стоявший у обочины и никого не тревоживший своими проблемами, «сошел с ума». В самый зной, когда не ощущалось ни единого дуновения ветерка, его ветви лупили по воздуху, наполняя округу тяжелым гудением и сотнями сорванных листьев. Здоровенные корневые жгуты лезли из под земли словно взбесившиеся черви в поисках влаги; гибкие, еще хранящие земляную прохладу, они извивались на воздухе и цеплялись за малейшие неровности почвы. Испуганная сорока, свившая неподалеку гнездо, верещала как проклятая…

Болота еще не было и в помине, но его первые признаки уже начинались встречаться. Сначала начали исчезать высоченные сосны, прямыми и ровными стволами попиравшие небо. Вместо них появлялись какие-то чахлые, болезненного вида сосенки, своим видом внушавшие жалость. Потом как-то незаметно, то тут то там засверкали небольшие озерца с водой, а следы стали наполняться быстро появлявшейся влагой.

В самом центре болота на небольшой поляне, окруженной со всех сторон труднопроходимой трясиной, расположился крошечный партизанский отряд, состоявший из нескольких десятков бойцов — пограничников одной из ближайших разгромленных застав. Этот день, начавшийся для них совершенно так же как и десятки до этого, не предвещал ни чего нового и хорошего. Сразу же, едва рассвело, по еле заметным тропам в лес убежали несколько групп собирать оружие на местах боев. Оставшиеся, в основном тяжелораненые, молча лежали на широким еловых лапах, с отчаянием сжимая бесполезные винтовки в руках. Все патроны, которые они сумели наскрести за время поисков, забрали с собой поисковики.

— Серега! Братцы, Серега, идет! — вдруг с дальнего поста донесся радостный крик. — Встречай его…

Раненные оживились. Из палатки, с трудом ковыляя, вылез командир — старшина Голованко. Опираясь на изогнутую клюку, придававшую ему сходство с лешим, бородатый старшина напряженно всматривался в бредущие по подмосткам фигуры. Шли двое, на носилках тащившие еще одного. За плечами у обоих ходячих висели небольшие вещмешки.

— Товарищ старшина, докладывает красноармеец…, — начал было при виде Голованко докладывать Сергей, но остановился. — Поговорить бы нам надо.

— Хорошо, пойдем погутарим, раз надо, — прогудел он и кивнул на мешки. — Только раненного определи и вещи скидывай.

Напарника связного быстро осмотрели и напоили горячим отваром, а потом укрыли тряпьем. Лишь после этого Сергей начал показывать свою добычу. Под восхищенные взгляд своих товарищей на заботливо разложенную рубаху он выложил четыре вороненых автомата и два карабина, накрыв все это богатство несколькими десятками магазинов с патронами.

— Откуда это? — прохрипел командир, поглаживая сразу же облюбованную машинку. — Это же новье! Где взял?

Взгляды скрестились на Сергее, от чего сразу же стало как-то неуютно. Вроде никто никого и ни в чем не обвинял, а ощущение создавалось неприятное. Не прочитать все это партизан просто физически не мог. Выпустив из рук винтовку, он повторил:

— Нам бы поговорить с тобой. Об этом (кивок в сторону горы оружия) и о другом, что может нам помочь…

Старшина отвернулся и потопал в палатку, в которой через минуту скрылся и Сергей.

— Ну?

— Ждали нас в селе! — сразу же огорошил он новостью. — Два броневика и грузовик с солдатами. Человек сорок — пятьдесят было. Командир, это были какие-то странные солдаты! Согнали всех жителе в центр деревни и начали жечь дома. Староста тоже был; рядом с семьей стоял.

— Дальше что? — нетерпеливо перебил его командир. — Не телись! Дело говори!

Партизан замолк и странно посмотрел на старшину, словно о чем-то хотел спросить.

— Потом напал на них кто-то, — неуверенным тоном начал он, отводя глаза в сторону. — Мы с Илюхой возле дуба сидели, когда все началось. Стреляли егеря знатно… и орали, — его голос задрожал. — Командир, они страшно кричали! Будто их сжигали живыми.

— Ты что бормочешь, боец? — Голованко наклонился вперед, всем своим видом выражая нешуточную угрозы. — Немцев пожалел? — Его короткие, как молоденькие огурчики, пальцы схватили Сергея за шиворот его гимнастерки и сильно тряхнули. — Да? Пожалел? Иди на ребят посмотри и послушай, что они рассказывают… Или может заставу забыл? Как раненных бензином обивали и поджигали, помнишь? Жалостливый ты наш! Ладно, хватит! Договаривая, что там случилось…