Михаил Михеев - Space Quest

Как ни странно, все чувствовали себя бодрыми и отдохнувшими. И, кстати, согласились с высказанными за завтраком доводами Серова о дальнейших перспективах в случае, если информация о Лафкрафте выйдет на всеобщее обозрение. Так что – только на самый верх, и то, если спросят, а там видно будет. И «Фаэтон», беспрепятственно разогнавшись, легко ушел в гиперпространство, чтобы двое суток спустя выйти из него возле ничем не примечательной системы.

Спокойный вышел бросок. Всех забот-то, что вызвать к себе Кобру с Доком и открытым текстом спросить у них, что случилось, какие у них опять проблемы и почему они, умники, не могут никак в себя прийти. Оказалось, и впрямь Кобра взревновала своего малыша к валькириям ледяного мира, а тот от великого ума ляпнул что-то вроде «не ворчи, не жена еще». Ну и, соответственно, слово за слово, хреном по столу… Пришлось звездануть кулаком по столу, наорать на обоих, после чего все вроде бы успокоились. Вот только какое-то напряжение все равно осталось. Ладно, перемелется – мука будет.

Ну, и Дана опять слегка удивила. Во время ночевки в командирской каюте обнаружила гитару. Серов ее таскал с собой постоянно, хотя сам играл паршиво – слух был так себе. Но посидеть время от времени в гордом одиночестве, порелаксировать, пощипать струны любил. И очень удивился, когда выяснилось, что девчонка играет лучше него. Реально намного лучше. Серову приходилось как-то видеть профессионального гитариста-испанца. Так вот, Дана играла практически на его уровне. И на вопрос, где научилась, почему-то смутившись, призналась – у бабушки, в детстве.

Док тогда поинтересовался еще, кто бабушка-то. Бабушка оказалась самой настоящей актрисой, в архиве корабля нашлось даже пару фильмов с ее участием. Посмотрели. Ну, не бог весть что как актриса, но красивая женщина. Потому и, не выбившись на первые роли, снималась тем не менее регулярно. Однако все это – лирика, а сейчас вновь наступали суровые будни, начавшиеся, как и положено, с выхода из гипера.

Единственное, чем отличался этот выход от всех остальных, была его точка, на которую Серов выводил свой корабль невероятно осторожно, буквально в ручном режиме. А все для того, чтобы фрегат оказался в трехмерном пространстве не в сутках пути от планеты, а совсем рядом, только затормозить успеть. Чуть промахнешься – и амба. Но данный вариант, несмотря на кажущуюся опасность, обеспечивал кучу плюсов, которые, по их совместным прикидкам, должны были позволить быстро и качественно решить вопрос сотрудничества с местными кадрами. Уж больно нагло они порой себя вели, особенно зная, что их не долбанут чем-нибудь тяжелым. И совсем иначе, если поверили в обратное.

Ох, как все забегали! Патрульный корвет показал чудеса маневренности, уворачиваясь от тормозящего русского фрегата, хотя, по всем расчетам, они и без того должны были разминуться километрах в ста друг от друга. Пузатый грузовик, который он эскортировал, величественно нырнул в сторону и, в свою очередь, зацепил занятый уклонением от русских шустрый корвет, заработав себе пробоину в борту, а корвету – снесенные стабилизаторы, антенны, башни… в общем, с борта патрульного смело буквально все. Звонкая ругань неслась на всех волнах, но Серова со товарищи она мало интересовала, поскольку «Фаэтон» явно не успевал затормозить, идя прямиком на висящий на низкой орбите терминал.

Откровенно говоря, попасть в космическую станцию в разы сложнее, чем пройти мимо нее, но Серову требовался именно эффект неминуемой катастрофы. Зачем? Да затем, чтобы его считали полным отморозком. Таких не любят, зато боятся. Второе важно, а на любовь… На нее-то как раз и ему, и всем остальным было горячо наплевать.

У-ух! Больше всего они сейчас опасались, что с терминала начнут отстреливать спасательные капсулы. Те ведь летят хоть и в разные стороны, но финишировать стремятся на планете, а стало быть, имеют неплохие шансы оказаться на пути. С такой скоростью, как у них, еще одну дырку в кое-как залатанном корпусе заработать можно запросто. Однако на станции, видимо, оцепенели от ужаса, и только кто-то по слогам, вибрирующим от ужаса голосом, молился на весь эфир. Ну все, хватит зрелищ.

В последний момент «Фаэтон» опустил нос и нырнул к планете, пройдя в несчастной полусотне метров от борта терминала. Выхлопом маневровых двигателей снесло все, что высовывалось за пределы бронированного корпуса. Серов усмехнулся одними губами, вдавил клавишу – и в эфире разнесся здоровый, жизнерадостный смех. В записи, естественно – у космонавтов в тот момент имелись дела поважнее.

До входа в атмосферу оставались считанные минуты, и корабль одновременно тормозил и трансформировался. Из корпуса выдвигались тонкие, узкие, как у стрижа, атмосферные крылья, делая фрегат похожим на увеличенный до безобразия старинный самолет. Помещения заполнил пронзительный рев, от которого не спасала никакая изоляция. Еще через несколько секунд «Фаэтон» затрясло. Кобра обернулась и проорала:

– Входим в атмосферу!

Харя у нее была при этом такая счастливая, что аж завидно. Лично Серов от атмосферных маневров никакого удовольствия не испытывал, но пилоты – существа особые, у них другое понятие о том, что хорошо, а что нет, и Кобра не была исключением. Нос фрегата еще чуть-чуть наклонился – и корабль скользнул вниз, точно по грани, отделяющей нормальный спуск от неуправляемого падения. Йех-хоу!

– Что вы делаете, идиоты! – отчаянно вопил кто-то. Голос был противным и сиплым – небось, только что и сорвал. Вообще, крикуна можно было понять. Если «Фаэтон» рухнет… Об этом слабонервным лучше не думать. Даже если не учитывать действующие реакторы и бомбовый груз фрегата, одной кинетической энергии хватит, чтобы в случае столкновения пробить тоненькую кору планеты и добраться до ее раскаленного ядра. После этого на и без того сейсмически нестабильной планете можно ставить крест – проснувшиеся вулканы живо сделают ее непригодной для жизни. Как говорится, оставшиеся в живых будут завидовать мертвым.

Серова вдруг охватило веселье. Почему? Сложно сказать, но ощущение всемогущества, которое давал послушный его воле корабль, точно сыграло свою роль. Врубив микрофон, он заорал во всю глотку:

– Эй, залетные!!!

Эфир замер. А потом взорвался. И в мешанине тарабарщины – говорили как минимум на дюжине местных наречий, которые на «Фаэтоне» не знали и изучать не собирались – самым употребляемым оказалось слово «Русские!».

Все, теперь можно было не опасаться, что кто-то от великого ума стрельнет или сунется под ноги. Простую истину: тронешь русского – прилетит толпа и оторвет тупую башку, вбивали соседям в головы долго и тщательно. Наверняка те, кто на планете, солидарно с теми, кто на орбите, сейчас испуганно жмутся и ищут, куда бы спрятаться.