Максим Субботин - Сердце зимы

Битва будто сделала новый вдох. Лязг мечей сделался громче, люди обрели новые силы. Духи-защитники бросились в бой, они рвали тела шарашей, сносили им головы призрачными клинками. Громадный воин разбрасывал людоедов молотом, словно те ничего не весили. А когда припечатывал к земле, то слышался отчетливый звук десятков ломающихся костей. От этого звука по спине Раша побежали мурашки.

Когда количество шарашей поуменьшилось, навстречу Рашу и Банруту выпрыгнул шамаи-волк. Его шерсть сочилась кровью, глаза пылали яростью, а в боках торчало несколько обломанных стрел и копий. Оборотень так стремительно налетел на них, что Раш было решил, будто тот хочет задрать своих же. Кто знает, что сталось с человеческим разумом в звериной шкуре? Карманник не сразу заметил на его спине человека. Северянин был красным от крови и едва стонал. Зверь сбросил ношу наземь, низко зарычал.

– Триединые помогите! – Иджалец тут же оказался около человека и нерешительно перевернул его на спину.

Но еще до того, как лицо умирающего явилось их взглядам, в здоровенной фигуре северянина Рашу почудилось что-то знакомое. Один из норенов Хани – он помнил его по жарким спорам о том, что девчонке, даже крови Кромаха, не место на Ледяном троне. А потом этот увалень первым принес клятвы верности и назвался ее нореном, как того требовали обычаи. Раш подумал было предупредить наивную девчонку, что от таких перевертышей лучше избавляться в первую очередь и желательно тихо, быстро и без свидетелей. Но у Хани на этот счет имелось свое мнение, и ему оставалось лишь наблюдать, как северянка учится на собственных шишках.

Раш помнил, что его звали Стармом и что у гада были на редкость паршивые зубы.

От удара толстенным копьём северянина не спас даже нагрудник, и теперь в его груди торчало импровизированное древко, все в шишках от наспех счесанных мелких веток. Норен едва дышал и делал тщетные попытки открыть глаза. Карманник видел, как дрожат пальцы врачевателя, когда тот коснулся обломанного копья. Когда Банрут потянулся за поясом, в котором (Раш это помнил) всегда хранилась пара крохотных склянок на крайний случай, – карманник остановил его, крепко ухватив за плечо. Волк зарычал, низко припал к земле и сделал шаг в их сторону. В ответ на это Раш еще крепче сжал пальцы на плече врачевателя.

– Ему не помочь, – сказал громко – так, чтоб мог слышать Эрик-волк. И хоть у Раша не было случая проверить, действительно ли шамаи, став зверем, понимает людскую речь, он повторял слова снова и снова, каждый раз все громче и громче, пока хищник не отошел.

Старм дернулся, потянулся слабой рукой вверх, будто кто-то из-за облаков протягивал ему ладонь. Рука беспомощно свалилась обратно, тело распласталось. Норен затих.

Волк облизнулся, тяжело задышал и поднял голову к небу. Раш только теперь заметил, что орла там нет. Заметил и Эрик-волк. Он беспокойно потянул носом воздух и бросился обратно в битву, где все чаще слышались победоносные вопли северян.

Раш осмотрелся. Битва отошла на восток, туда, где бушевали духи-защитники. Северяне, почуяв их покровительство, стремились встать ближе к призрачным воителям. Раш и Банрут вместе с телом норена остались далеко позади. Вокруг них лежал мертвецы и уже начавшие гнить туши шарашей. Так много мертвых тел Раш не видел еще никогда. Лица, пустые глаза, оторванные руки и ноги, вывороченные кишки. Банрут осенил себя защитным знаком, неуклюже отвернулся и вывернул содержимое своего желудка.

Карманник не позволил ему в полной мере прийти в себя, потащил следом. Он отлично помнил, что Хани там, в Яркии, когда вызвала духа-защитника, оказалась совершенно беспомощной. Достаточно единственного недобитого шараша, чтобы Север вновь лишился своего сьера. А Раш считал, что слишком часто менять правителей – это полная задница. Поэтому поторопился туда, где последний раз видел девчонку. Там ее и нашел – стоящую на коленях, с закрытыми глазами и бледную, точно мел.

Как только такая малявка может управлять силами, что сейчас сметают людоедов? Одновременная слабая и упрямая, испуганная и твердая в своих решениях. Раш ухмыльнулся – Север еще намучается с ней.

Любой намучается!

Он верно сделал, что вернулся сюда. Последний прорыв шараши все же организовали. Вырвались из ощетинившейся металлом цепи северян и понеслись к той, которая бросила на чаши весов самый большой камень.

– Знаешь, что это? – Банрут толкнул карманника в плечо.

Тот скосил на приятеля взгляд – взрыв-шары. Три штуки в связке.

– Откуда?

– Достопочтимому жрецу они больше не нужны, – иджалец кивнул в сторону распластанного тела, лежащего лицом вниз.

Первые два шара они запустили одновременно, раскрутив их на длинных веревках. Будь на месте шарашей люди, они бы уже знали, что когда в тебя что-то летит, то лучше увернуться. Но эти так и неслись, надеясь задавить численностью. У них бы и вышло, если бы не пламя. Два огненных цветка вспухли на пути, обожгли, заставили корчиться и выть. Не дожидаясь, пока твари опомнятся, Раш зашвырнул им и третий подарок. Пылающими факелами вылетали шараши и валились на землю, пытаясь избавиться от терзающей стихии. Двое чужестранцев с удовольствием помогли им в этом. Один – парой кинжалов, второй – тяжелой булавой.

– Мы выиграли эти битву, – сказал Банрут, когда в живых не осталось ни одного шараша. Иджалец тяжело опустился на колени, отложил в сторону оружие. – Изначальный услышал мои молитвы.

Он закрыл глаза, что-то беззвучно забормотал.

Раш только помотал головой, громко выдохнул. Кабы самого Изначального притащить сюда да макнуть физиономией в вонючие кишки – так и помог бы в следующий раз. Может быть.

От деревьев донесся громогласный рев – победный рев северян.

– Кажется, мы и правда победили, – Раш улыбался, глядя на Хани. – Благодаря тебе, Белая сьера.

Хани едва разлепила веки. С того момента, как закрыла глаза, чтобы призвать в помощь духов-защитников, сделала это впервые. В пустом мире духов было сыро и холодно, что в могиле. И там ее надежно хранила тишина. Не лязгало оружие, не тревожили предсмертные крики, не рычали голодные твари, пришедшие поживиться ее народом.

Но стоило открыть глаза – вакханалия накрыла с головой.

Духи-защитники долго молчали. Хани звала их, просила вступить в битву, но отвечали только звенящий холод и промозглая стужа. Голоса пришли позже, сразу несколько. Они требовали дать им сил, и ей пришлось дать все, что она могла, – себя всю.

Потом мысли покинули ее голову, тело стало безвольным, как сломанная кукла без кукловода. Северянка так и сидела в снегу, тихонько качаясь из стороны в сторону. И плакала сразу за всех матерей и жен. За воинов, чьи сердца уже остановились.