Руслан Шабельник - Пути Господни

Летопись Исхода

«Деяния Пастырей»

Лампы зенитными солнцами орошали зеленые поля столов. Неутомимые кии-скарабеи пихали навозные кругляши бильярдных шаров. Они сталкивались друг с другом, и тихий стук отмерял время не хуже тиканья корабельного хронометра.

- Пятерка, в левый угол, - торжественно, словно речь на Благодарении возвещает Данкан Левицкий – улыбчивый пластмастник с широким лунообразным лицом.

Соприкоснувшись с битком, оранжевая пятерка ошпаренной рукой отскакивает от борта и лениво катится по зеленому полю стола в угол. Левый угол.

Десяток зевак следит за победным шествием неторопливого шара, и запах разгоряченных мужских тел заполняет пространство под слепящим солнцем лампы.

Кусая губы, за пятеркой следит Рав Танг – текстильщик. Крепкие зубы нещадно терзают невинную плоть губ.

Круглой пятерке все равно. Она катится. И падает в лузу.

Десяток глоток восторженно ревет. Зубы сжимаются, и обескровленная плоть рождает рубиновую каплю.

Довольный Данкан принимает поздравления.

- Шестерка в середину! – слова вязнут в мужском напряжении, запахе пота, отчаянии Танга.

- Господи, Учитель, не дай, помоги… - шепчет Танг, и алая капелька смешно дергается на снегу губ.

- Молись, молись, последнее, что осталось, - Данкан аккуратно, как мать новорожденного, опускает объемное пузо на дерево бортов.

- Учителю нельзя молиться, - рождает толпа голосом остроносого Фридриха Знанского. – Он не бог.

- Уж не человек ли? – накопившаяся злость выплескивается ведром кипятка. Засохшая капля превратилась в бурую точку.

- Человек, - пожимает узкими плечами маленький Знанский.

- Это ты у нас человек, или хе, хе, подобие его, - Ал Уотерби покровительственно ложит пухлую ладонь на кость плеча, - а Учитель, он, он…

- Бог!

- Не бог!

- Нет Бог!

К месту спора подтягиваются обитатели соседних столов. Пот загустевает ядовитой желчью.

- Бог!

- Человек!

- Был человеком! – к столу переговоров протискивается менее худой, но не менее конопатый Энтони Левицкий – родной брал удачливого бильярдиста и косвенного виновника спора. – Но когда на него снизошло откровение, - толстый палец с траурной каемкой ногтя важно тычет в лампу, призывая светило в свидетели, - он стал БОГОЧЕЛОВЕКОМ – два в одном!

- А если по роже? – сосредоточенно интересуется Линкольн Черчь – сторонник человеческой фракции.

- А если я тебе? – Данкан выдвигается на защиту брата.

Желчь каплет в раскаленный воздух едучими каплями.

Забытая шестерка одиноко скучает на зеленом сукне.

Олег Гайдуковский от стойки с пивом лениво прислушивается к спорщикам.

Бог? Человек? Какая разница. Олег не видел в рьяном выяснении сущности Учителя особого смысла.

Олег почти не помнил Учителя – тот ушел, когда Олег был ребенком.

Но сколько себя помнил Олег – споры были всегда.

***

В ответ на ваше письмо от *** отвечаем: новый фасон обуви разработан и утвержден, в соответствии с последним постановлением Совета Церкви «Об экономии исходных материалов». В данное время производственные мощности цеха не позволяют производить обувь по индивидуальным заказам (исключение составляет обувь, производимая для членов Совета Церкви и лично Великого Пастыря).

Алексей Мотренко

Заместитель старшины цеха пластмасников.

Отец Щур обвел слезящимися глазами притихшую паству.

Первый ряд, кряхтя и отдуваясь, ломился под тяжестью огромных задов, переходящих в потные ляжки великовозрастных прихожанок. Настоящих дочерей вознесшегося Учителя, неизменно нарядных и до отвращения преданных. Постоянных, как утренняя сирена и таких же назойливых.

Слева направо: рыжая Маланья Черчь – мать восьмерых детей и бабушка двух десятков сопливых внуков, Агафья Танг с неизменным тиком – результат необоснованных подозрений мужа, отчего казалось, что женщина постоянно подмигивает; Уна Персон с торчащими, как у вампира клыками; Мамаша Гуговиц, расплывшаяся на три места; рядом с мамашей – ее тень – Ума Гольдеман, в отличие от наперсницы – худая и длинная. За глаза престарелых подруг называли: клубок и спица. Замыкала линейку почета – маленькая с хищно блестящими глазками-буравчиками Серта Каплан.

Отец Щур вздохнул. Как человека, его тяготила, замешанная на фанатизме преданность, истовая, без малейшей примеси разума вера. Как священник, он понимал – на таких вот, как подмигивающая Танг, бездумно вторящая ему Уна, как Клубок и Спица, не терзающихся вопросами, сомнениями, бездумных почитательницах Истинного Учения, держится их вера.

- В те времена творились страшное зло и прелюбодеяния. Земля утопала в грехах, как в крови. И переполнилась чаша терпения!

За стеной фанатичек сидели остальные: неизменно важный Дундич в окружении обильного подбородками семейства, ковыряющий в носу Зиди, притихшие Гайдуковские, сонная старуха Идергиль, - длинный нос почти касался обвислой груди.

- И полилась через край!

Они внимали, сонно позевывая и автоматически кланяясь в нужных местах.

- Учитель один сохранил чистоту деяний и помыслов. При виде страданий человеческих, преисполнилось сердце его великой скорби!

Зиди, наконец, выудил искомое из носа и украдкой вытер палец о доску скамьи.

- И построил он Ковчег. И отсеивая зерна от плевел, выбрал достойных среди недостойных. И возвел их!

Глядя на Зиди, младший Гауйдуковский и себе воткнул палец в ноздрю. В чем тут же не преминул раскаяться, получив затрещину от отца.

- И дал им в руки светоч, нить путеводную – Истинное Учение!

В молодости Щура занимал вопрос: зачем Учению приставка «истинное». Если оно единственное, нерушимо и неделимо, значит просто – Учение. Возраст, вместе с сединой и заботами разогнал глупые мысли.

- Но Враг не дремлет! Только Учитель был безгрешен. Скверна пустила гниющие ростки в неокрепших умах!

Фанатичный партер затаил дыхание, даже Агафья Танг перестала подмигивать. На остальных кульминация проповеди произвела меньшее впечатление. Зиди вновь пристроил палец, Дундич отвесил шумный подзатыльник не в меру расшалившемуся отпрыску.

- Любящее сердце Учителя не выдержало. Удрученный горем, оставил он нас. Оставил и вознесся!

Идергиль с присвистом всхрапнула, да так, что проснулась сама.

- Чтобы оттуда, со звездного жилища, божественных чертогов, смотреть на детей своих.

Идергиль часто моргала заспанными глазами

- Учитель все видит! И мы боремся, искореняем скверну, именем его!

- Слава! – вяло затянула паства.

- Укрепляйте веру, ежедневно, еженощно. Возносите молитвы. Помните – скверна, скверна заложена в нас изначально. Нечистая не дремлет! Она ждет, притаилась, своего часа, дабы пустить, разрастись буйной плесенью на благодатных хлебах неокрепших умов!