Руслан Шабельник - Пути Господни

- Великая Мать, прости и защити…

Некоторые молились. Богам. Своим богам, которых помнили, которых знали. Знание прошлого.

Слышали ли они здесь, отсюда своих адептов? Ойтос сильно сомневался. Сам он перестал молиться. Давно, очень давно. Как и читать стихи.

На фабрике, за монотонным трудом конвейера, древнее искусство, искусство избранных оказалось без надобности.

Хайлаф Багтуд, в отличие от своего отца-варвара, слыл просветителем, особенно в искусстве Декламаторов. Пол дюжины мумифицированных голов Старших Декламаторов – предшественников Ойтоса – украшали пики внутренних ворот дворца. Когда-то Ойтос боялся присоединиться к ним – два десятка пик оставалось незанято, коря небеса за несправедливость отточенными зубьями.

Теперь боялся другого.

Страх – вечный спутник вечного разума.

Рождаясь, первое чувство, которое мы испытываем, есть чувство страха.

Покинув утробу, младенец боится неизвестного мира и оттого плачет. Потом он плачет, боясь недополучить порцию молока, остаться мокрым.

Мы боимся родителей, боимся учителей, соседей и незнакомцев. Боимся подойти к девушке и получить отказ, однако добившись согласия, тоже боимся – не справиться, ударить в грязь… Боимся не оправдать возложенных надежд отцов и боимся, что те же надежды не оправдают наши дети. Побаиваемся жен, слегка опасаемся слуг. Боимся молвы и сплетен, равно как и безвестности. Боимся изменения и застоя. Боимся не преуспеть в жизни, а, преуспевая, боимся потерять. Боимся болезней. Заболев, боимся лекарей. Боимся не увидеть мир и вместе с тем страшимся путешествий.

Со страха совершаются преступления и им же творятся великие деяния. От страха вторжения правитель идет войной на соседнюю державу. Со страха забвения поэт слагает немеркнущие строки… со страху потерять работу, палач отсекает обоим головы… Страх преследует нас, всю жизнь, неотъемлемый, как сознание. Даже во сне, когда душа покидает тело, мы просыпаемся от страха. Любовь, дружба, признательность, ненависть – проходящи. Страх – вечен. Животные, обделенные прочими чувствами, испытывают страх. Муравьи – тупые букашки – испытывают страх. Мы рождаемся с ним, и с ним уходим, страшась неизвестности той стороны.

Первое, последнее и единственное чувство, сознательно, заботливо несомое через жизнь.

Так говорил Абигази – великий мыслитель прошлого. Он знал о чем говорил. Последние строки своего труда Абигази дописывал в темнице, в ожидании казни.

Крики.

Проклятия.

Стоны.

Молились не только матери. Молились старики.

Рейд! Одно из имен страха.

Ойтос давно минул весну жизни.

Первым его желанием, когда синие мундиры солдат показались на пороге, было залезть под кровать, спрятаться…

Страх сковывает члены, но иногда понуждает действовать.

Если бы это могло помочь…

Старик Айнут – сосед Ойтоса, они часто вели беседы о жизни… В той, другой жизни потомственный Декламатор Ойтос и сын горшечника Айнут не имели шансов встретиться… даже на рынке – у Ойтоса были десятки слуг, выполняющих черновую работу; даже на улице – при виде плюмажа перьев птицы Пав, представителям низших каст предписывалось падать ниц и, не поднимая головы, ползком уступать дорогу Великорожденным.

Здесь, Айнут оказался неплохим стариканом и занимательным рассказчиком. Он знал множество анекдотов из жизни черни. Знал и рассказывал Ойтосу. Надо же, какой пласт культуры, да, да, культуры был закрыт для него…

Следовало попасть сюда, чтобы…

Айнут забрался под кровать.

Благоразумно.

Неблагоразумно.

Двое рослых солдат, ухватив старика за голые пятки, тянули вопящего Айнута из ненадежного убежища.

Айнут молился богам, взывал к милосердию и поносил мучителей последними словами.

Одновременно.

Кряхтя и отдуваясь, к месту схватки уже спешил Хозяин Тогава – смотритель их блока.

- Оставьте старика, он хороший работник.

Один из солдат – рослый парень с рваным шрамом на широком лице, обернулся к Хозяину Тогаве.

- Зачем? Он старый, не в этот, так в следующий рейд заберем.

- На будущей неделе планируется вылазка, - поддержал напарника сотоварищ, - тебе привезут дюжину работников. Моложе, лучше.

- Чего экономить?

- Он хороший работник, - гнул свое смотритель.

- Как знаешь.

Солдат нехотя отпустил ногу Айнута. Прекратив скулить, тот проворно заполз под кровать.

- Но, как я сказал, в следующий рейд старик пойдет в утиль, вместе с другими…

Солдат окинул взглядом барак. Голубые глаза дольше других задержались на Ойтосе.

Потомственный Декламатор понял – следующий рей станет последним и для него.

***

Возвращался с дежурства солдат Армии Веры, услышал крики. Заглянул в комнату и увидел Еретика. В тот же миг Солдат бросился на него и убил Еретика. И из живота его вышли Синяя Шапочка и ее бабушка, живые и здоровые.

Из сборника «Устное народное творчество»

Он удалялся, такой красивый, и такой недоступный.

Миг, и обтянутая синей тканью широкая спина, исчезла за поворотом.

Неожиданно Марта поняла, что не дышит.

Вожделенный воздух в шумом вошел в легкие.

Он разговаривал с ней!

Дотронулся до нее!

А она, она стояла, как дура, не в силах выдавить несколько слов.

Бесчисленное количество раз, в мечтах, Марта проживала их встречу, первую встречу, разговор.

- Кто ты, прекрасная незнакомка?

- О-о, вы меня помните…

Нет, лучше:

- Мы встречались, однажды, но с той поры, каждый день я искал встречи с тобой.

А еще лучше, чтобы он заболел.

А единственная, кто может помочь – она.

Редкая группа крови, или донор органов.

Он открывает глаза, и первого, кого видит – ее.

- Ты пожертвовала ради меня своей кровью!

- Да, теперь мы одно целое!

Как романтично!

Как красиво!

И как бесконечно далеко от сегодняшнего: «Почему ты за мной ходишь?»

И еще дальше от дальнейшего: «Ну как знаешь!»

Дура! Дура! Дура!

А все ее проклятая застенчивость!

Он тоже хорош – зачем так смотреть своими глазами! Зачем мужчине вообще такие красивые глаза!

Кажется, она его ударила.

«Учитель! Надеюсь, ничего серьезного!»

Что стоило разлепить губы, ответить.

В конце-концов, коридор общий, почему бы ей не идти по нему? С чего он вообще взял, что она следит!

Тоже мне!

Дура! Дура!

Что Юра теперь подумает о ней?

Даже не взглянет в ее сторону.

Или того хуже – друзьям расскажет, а они будут смеяться… или этой губастой из святош.

Вот кого Марта ненавидела всеми фибрами души. Техники должны встречаться с техниками! И эта худышка пусть найдет себе кого-то из священников, а от ее, ее и только ее Юры держится подальше!

Что-то мешало выпрямиться, упираясь в темя.