Руслан Шабельник - Пути Господни

- Слушаюсь.

После осторожного стука, больше похожего на шкрябанье умирающего, на пороге каюты возник камердинер.

- Великий Пастырь, к вам Индиго Мендез – старшина Техников.

Артур Гвана скривился. Техники – неизбежное зло. Не раз и не два Гвана задумывался над тем, что его предшественник – Великий Сонаролла поторопился, даровав техникам более чем щедрые привилегии. Особенно, когда вздумается, без предварительного согласования, являться в покои Великого Пастыря.

***

Жить – Учителю служить.

Из сборника «Устное народное творчество»

- Да вы что! – Авраам Никитченко – Великий Пастырь, подчеркивая важность слов, даже поднялся с кресла.

Невысокому Пастырю «импульсивный» поступок доставил удовольствие. Удовольствие смотреть на собеседника сверху вниз. Особенно на Этьена Донадье – длинного, как жердь и такого же худого старшину Техников. На приемах и собраниях обычно происходило наоборот. Даже сидящий Донадье на голову возвышался над прочими членами Совета. – Нашей Матери Церкви только-только удалось добиться относительной стабильности. Ересь искоренена, вольнодумие отсутствует… - Авраам невольно повторил слова своего секретаря, те самые слова, за которые пол часа тому назад распекал помощника. Под руку с замешательством вернулась зубная боль.

Последние пять минут инструменты стоматолога уже не казались столь страшными. Маленькие, миленькие штучки… блестят…

Сердобольная ладонь потянулась к щеке…

- Техники должны следить за работой механизмов, вот пусть и следят, а не лазят, куда не просят.

- Лазят дети, сорванцы по садам, мои же люди совершают плановые обходы! – Донадье являл собой пример невозмутимости, лишь большие уши покраснели, выдавая истинные чувства техника.

- Именно лазят, я не оговорился. Куда не просят и когда не просят. Вы сами сказали – находка сделана в так называемых заброшенных секторах. Секторах, где обретают убежища еретики.

- Это обвинение?

- Это факт!

- Ересь искоренена – ваши слова.

Проклятая зубная боль, проклятый техник, когда-нибудь это кончится!

- Как их вообще занесло туда!

- Не важно. Важно то, что уже сделано…

- Нет! Я запрещаю! Исследования свернуть, проход опечатать!

- Вы не можете! – багрянец ушей перекинулся на лицо, стремительно добираясь до шеи.

- Уже сделал! Или вы забыли, кто здесь хозяин?

Вопрос должен был звучать вкрадчиво, с подоплекой, однако проклятая зубная боль мешала воспользоваться обертонами голоса в полной мере.

- Открывающиеся перспективы…

- Какие именно? Я вижу только одну перспективу, и она мне не нравится.

- Но люди, они имеют право знать…

- Именно благом людей я руководствуюсь, а еще благом Матери Церкви, что одно и то же. Или вы думаете иначе?

- Нет! – видимая часть тела техника алела раскаленным металлом.

- Рад, что наши мнения совпадают. Знание – зло! Неведение – благо, за редким, очень редким исключением.

***

Мы даровали Мусе Писание и вслед за Мусой направляли других посланников. Мы даровали Исе, сыну Марьям, ясные знамения и укрепили его волю через Святого Духа. Но каждый раз, когда к вам приходил посланник с тем, что не по душе вам, вас обуяла гордыня и одних посланников вы объявляли лжецами, а других убивали.

Коран. Сура 2 (87).

(Пер. Крачковского)

Сотни глаз, устремленных на него. Эммануил чувствовал себя уставшим, очень уставшим. Сколько их было: насмешливых и сочувствующих, недовольных и понимающих, подозрительных и восхищенных. Сколько еще будет… будет как раз немного. Уже немного. Там, над головами, в недосягаемой глазу вышине, еще не среди звезд, но уже ближе, нежели что другое, плавал он – Ковчег. Завершение строительства, именно строительства - ведь это их дом – дело нескольких недель.

Сегодня, на встрече, глаза были понимающие с небольшой примесью восхищенных. Это понятно, на эти, последние перед полетом встречи, редко забредали праздные зеваки. Люди приходили, зная, ожидая, понимая, что хотят услышать.

И слышали это.

- Отриньте заблуждения, сомнения, страхи! – он начал тихо, но быстро возвысил голос до должных высот. Многие из сидящих в зале подали заявку на участие в полете. Несмотря на уже сделанный решительный шаг, их требовалось ободрить, кого-то успокоить, всех без исключения уверить в правильности решения.

Людям свойственно сомневаться.

Он – Эммануил – тоже человек.

Кто ободрит его, успокоит, утвердит в верности выбранного пути.

- Отриньте, они отравляют жизнь. Настоящую жизнь, ибо прошлое минуло, а будущее неведомо!

Тоже мне – ободрил. Будущее – неведомо. Ведомо! Еще как ведомо! И оно прекрасно!

- Отриньте прошлую жизнь. Прошлые неблаговидные, или благовидные поступки, грехи и достоинства. Прошлое – удел памяти. Пусть в ней и остается. Не важно, кем вы были, что делали или, наоборот, не делали. Отныне, с этой минуты, вы – новые люди, а если нет, так станьте ими! Хотели измениться – меняйтесь, хотели заняться новым делом – занимайтесь. Не держитесь за прошлое, оно лишь след, проблеск активности в коре головного мозга.

Получалось не совсем то, что задумывал. Всегда так – стоит начать говорить, и поток мыслей уже ничем не остановишь. Они цепляются, переходят, рождаются одна из другой.

Он говорит для них, а получается – для себя. Ободряет слушателей, самоутверждаясь в правильности собственного мнения.

- Отриньте прошлое, ибо оно – зло. Сомнения, страхи, воспоминания, которые заставляют страшиться – зло. Отриньте, бросьте их в топку новой, взлелеянной жизни. Пусть огонь распаляет в вас желания перемен! Если требуется – сожгите вещи. Напоминающие о зле, они – зло! Не раздавайте, раздав их – умножите зло. Сожгите! И обновленным, очищенным, свободным от прошлого и, так называемого, общественного мнения, начните новую жизнь. Голым и босым, без гроша в кармане, но жизнь, о которой вы так долго мечтали! Истинно вашу жизнь. Живите и наслаждайтесь. Ибо она – жизнь – одна!

***

Цвет индикатора - оранжевый.

Объем – критический.

Рекомендуется уменьшение объема – 100 особей.

Статуэтка пришла в движение.

Пузатый божок грозил небесам пухлой рукой.

Словно легендарная танцовщица Хе, услаждающая воинов на полях Великой Матери, бог прогнулся в одну сторону… другую…

Сердце, несчастное сердце несчастного Рхат Луна сжалось до размеров песчинки.

Великая Ма…

Маленький кулачок смело грозил небесам.

Сердце не двигалось. Не двигался и Рхат Лун, словно посвящаемый перед лицом шамана, боясь малейшим, пусть невольным движением нарушить сложность танца.

А фигурка танцевала, крутилась, разве что не подпрыгивала… как живая…