Евгений Мисюрин - Пенсионер

Я заглушил Ниву, вышел и стал усиленно разминать затёкшую спину, руки и ноги. Ехать дальше не было возможности — и так последние двадцать с гаком километров пришлось продираться сквозь лес в предгорьях. Сейчас мы стояли на каменном плато, а вокруг нас возвышались горы. От них веяло величественной мощью, и я засмотрелся на темнеющие на фоне неба вершины. Подошла Жанна с картой.

— Мы здесь? — она ткнула пальцем в аэрофотоснимок.

— Мы в трёх километрах от цели. Это если по прямой. Но тут у нас горы, так что можешь считать километров десять пешком. Вверх и вниз, вон за тот хребет. Собирайся, а то до темноты не успеем.

Когда мы добрались до хребта, с которого видно базу, часы показывали ровно двадцать четыре. Склон был голый и каменистый, не спрячешься, только залегать. Но прямо под нами выступал из скалы длинный карниз шириной метра три, заросший мелкими кустами. Я вздохнул, и полез вниз. Темнело. Ноги гудели от усталости, хотелось пить. Спустившись, аккуратно повесил на сучок рюкзак однодневку, достал бутылку минералки и сделал большой глоток. Подсоленная вода бальзамом растеклась по горлу. Стало гораздо легче.

Достал из однодневки свой старый, ещё советский, восьмикратный БПЦ и передал запыхавшейся Жанне. Потом вынул оттуда же специально выпрошенный на пару дней у Курта Майера Юконовский NVB с телескопической насадкой, и, повозившись, включил подсветку. Посмотрел на цель, выматерился про себя, и подсветку выключил.

— Гена, смотри, вон справа, — Жанна стояла во весь рост, внимательно глядя в бинокль, совсем как капитан корабля при приближении к берегу, и показывала куда-то пальцем.

— Присядь, пока не заметили! До цели пятисот метров нет, а ты стоишь как Родина-мать.

— Ой! — девушка присела за куст и, раздвинув ветки, выставила бинокль в направлении базы.

— Что там?

— Вон, справа длинное здание, видишь?

Прямоугольная территория базы была щедро освещена. По забору были установлены фонари, по углам стояли четыре столба с прожекторами. В правой части я увидел сначала мощный генератор на колёсной базе, затем вертолётную площадку со стоящей на ней странной конструкцией, похожей на десятиметровый четырёхвинтовой дрон, и только потом взгляд переместился на длинное здание белого пластика под синей крышей.

— Вижу. Казарма?

— Нет. Там лаборатория, столовая, и общежитие для учёных и орденцев.

— Охрана тоже там живёт?

— Левее. Видишь, квадратный домик?

— Что-то маловат домик.

— Это кухня. Чуть дальше смотри.

— Вот теперь вижу. Всё равно небольшой.

— Охранников всего двенадцать, им хватает.

— А учёных тогда сколько?

— Вот смотри. Андрей Саныч, он в лаборатории главный. Ну, если мистера Смита не считать, но тот в науку не лезет, только отчёты собирает и заказывает требуемые компоненты и литературу. Потом два старших научных сотрудника. Андрей Саныч их называет «сэнээсы в штатском». Они в теории поля вообще ни бум-бум. Занимаются секретностью и техническим обеспечением. Четверо лаборантов, это наши, кто с Семёновым работал. Всех четверых вместе с ним и увезли. Точнее, уже трое, меня же нет. Ещё два техника, повар, и врач. Всё. Одиннадцать человек. Ещё местный дворник из какого-то племени, но он приходящий. Знал бы ты, как он поднялся за те полгода, что у нас работает. Пришёл забитый, худой, всего боялся. А сейчас растолстел, обнаглел, велосипед себе приобрёл. Рассказывал, что хочет купить двух жён сразу. Он наш мусор где-то у себя в деревне распродаёт.

— Он нам важен?

— Да нет, просто интересно, вот и рассказываю.

— А с охраной как дела обстоят? Собаки есть?

— Собаки были.

— Это плохо.

— Но их всех убрали. Они лаяли всю ночь, живности-то вокруг много. Носились вдоль забора, на каждую обезьяну реагировали.

— Здесь обезьяны есть?

— Возле базы крутится стая каких-то местных мартышек. Они сначала через забор запрыгивали, но охрана их активно отстреливала, и они отстали. Но к забору подходят часто.

— Что за таратайка на вертолётной площадке стоит?

— Секрет.

— Жанна, не дури. Сейчас-то какие секреты?

— Ладно, но ты никому не говори. Это прототип нового вертолёта. Его мы и разрабатывали.

— И он летает?

— Не знаю. Он не везде может взлететь. Мы не зря организовали лабораторию под Солнцегорском. Андрей Саныч там изучал свойства эфира.

— Радио?

— Нет. В первой, оригинальной таблице Менделеева был такой элемент. Первым номером шёл он, а потом уже водород. Впоследствии почему-то про эфир забыли. Даже таблицу переписали. Ты помнишь из школьного курса химии периодическую таблицу элементов? В ней первым идёт водород, а вторым гелий. Эфира в ней нет вообще, хотя у Менделеева он был. Семёнов даже со своим профессором из-за этого разругался. Ещё там, на старой Земле. Почему-то этот элемент никто не хотел изучать, все говорили, что эфир — это сказка неграмотных средневековых алхимиков. А зря. Эфир — это очень ёмкий энергоноситель. Кроме того, для него нет физических преград во вселенной, проникает сквозь всё, как нейтрино. Я даже считаю, что нейтрино придумали, когда поняли, что без эфира в физике не обойтись, нечем объяснять многие явления. И вот, под Солнцегорском доктор Семёнов обнаружил мощный поток проходящего сквозь земную кору эфира. Там и поставили лабораторию. А когда создали прототип, оказалось, что стартовать без перенасыщения контура эфирным потоком он не может — соотношение массы и квантовой плавучести не позволяет. Поднимался только внутри эфирного потока. А потом уже мог спокойно летать. Да ты не слушаешь! — девушка обиженно замолчала.

Я не только слушал. Пока Жанна делилась воспоминаниями, я осмотрел КПП на левой стороне забора. Ворота из рабицы на рамах, сверху колючка. Правее — помещение дежурной смены, а за воротами шлагбаум. Впереди на дороге выложены бетонные блоки. С наскока не прорвёшься — ехать придётся медленно, змейкой. Увидел я и внедорожник с кленовым листом. Он стоял на парковке между ещё двух машин. К моему удивлению, это оказался обычный открытый отечественный УАЗик. В самом КПП освещение было выключено и в голубом свете монитора я различал только один профиль. А остальные охранники где? На базе была тишина, слышался только мерный стук генератора. «А вдоль дороги мёртвые с косами стоять… И тишина.», вспомнилось мне. Да, тишина. Слышен только плеск многочисленных ручьёв, да время от времени далёкий вскрик, то ли ночных животных, то ли вспугнутых птиц. Как в заповеднике…

Я вызвал в сознании песню мамбы и попытался почувствовать эмоции людей на территории, но ничего не получалось — всё перебивали вибрации генератора и что-то ещё непонятное со стороны базы. Такое ощущение, что там станция РЭБ работает, вроде Красухи, только не на радиочастотах, а на тех, которые возникают у меня в голове при входе в «боевой транс». Единственное, что удалось уловить — это какого-то зверя выше и левее по склону. Зверь, похоже, укладывался спать. Значит, будем действовать по старинке. Как шутил комбат, «Хватит делать как попало. Надо делать как придётся». Я достал сканер, обернул антенну маскировочной лентой и тут заметил движение на территории.