Александр Михайловский - Рандеву с «Варягом». Петербургский рубеж. Мир царя Михаила (сборник)

Мы, к примеру, чувствуем свою ответственность перед страной, – я помолчал, глядя на собеседника, – а вот вы, товарищ Коба, что чувствуете?

– Ну, Александр Васильевич, вы меня опять удивляете, – произнес Коба, глядя на меня с некоторым недоверием. – Конечно, я знаю, что вашему слову можно верить, и я с радостью воспользуюсь вашим предложением. Разумеется, понимаю, что вы потребуете, чтобы я дал слово вернуться потом в Россию. Да, я такое слово вам дам. Но чтобы вы не переживали, я готов ехать к Владимиру Ильичу с вашим сопровождающим. Только не надо того симпатичного жандарма, с которым мы ехали из Батума. Меня могут неправильно понять мои товарищи по партии.

– А против поручика Бесоева вы не возражаете? – спросил я. – Я думаю, что с Николаем Арсеньевичем вы уже нашли общий язык. Тем более что вы с ним почти земляки.

– С ним я с радостью отправился бы в путь, – с улыбкой ответил Коба, – он прекрасный человек и надежный товарищ. К тому же в беседе с ним Владимир Ильич быстрее поверит в то, что он один из пришельцев из будущего.

– Вот и отлично, – кивнул я, – и, если вы не против, то возьмите с собой и нашу очаровательную Ирочку. Она, между прочим, журналистка и будет очень рада написать серию статей о том, как реагируют жители европейских стран на известия о наших победах на Дальнем Востоке, и о цареубийстве.

Глаза у Сосо радостно блеснули, он с готовностью кивнул. Я пришел к выводу, что насчет нашей Ирочки он ничего против не имеет. Скорее, даже наоборот…

Император Михаил II, адмирал Ларионов и великий князь Александр Михайлович

– Итак, господа, мы вполне вовремя управились с Японией, – сказал император Михаил, когда принесший кофе вестовой вышел из каюты. – Разбираться с Британией нам будет куда сложней. – Михаил вздохнул. – Видит Бог, я не хотел этой работы, но если Он так решил, то я пойду до конца. Как работал мой предок царь Петр на Саардамских верфях и на Полтавских полях, до пота, до крови. Да и мой прадед Николай Первый называл себя порой «каторжником Зимнего дворца».

После некоторого молчания император сменил тему:

– Но, господа, теперь, давайте поговорим о деле. Виктор Сергеевич, скажите, почему именно сейчас британцы пошли на это преступление? Мам а телеграфировала мне, что созданное вашими товарищами Главное управление госбезопасности уже поймало всех руководителей заговора. Британский след в деле о смерти моего брата настолько отчетлив, что нет сомнения в их участии в этом деле. У моего дяди Владимира Александровича и кузена Кирилла Владимировича, конечно, рыльце тоже в пушку, но в этом деле они марионетки, которыми управляли другие люди, предпочитающие оставаться в тени.

Я хочу знать, зачем британскому правительству вдруг срочно понадобилось убивать моего брата, не колеблясь при этом заявить о своей поддержке мятежникам. Я уже знаю, что в вашем прошлом, в ужасном семнадцатом году, Британия фактически руководила заговором против Ники, а когда он попытался спасти свою семью от расправы, англичане отказалась принять его на своей территории, понимая, что тем самым они обрекают всех Романовых на неминуемую смерть. Но даже тогда они предпочли остаться в тени, официально осудили это преступление, а всю грязную работу поручили своим тайным агентам среди революционеров. Что вы скажите, Виктор Сергеевич?

Адмирал Ларионов кивнул:

– Все довольно просто, Михаил Александрович. Это обычная истерика. У джентльменов сдали нервы. Нечто подобное было и в наши времена. Например, после поражения Франции в 1940 году англичане, панически боясь, что французский флот достанется германцам, напали на своих союзников и не дрогнув расстреляли французские корабли прямо в Оранской бухте. Погибли сотни французских моряков. А ведь французы накануне этого предательского нападения твердо обещали своим бывшим союзникам, что ни один их корабль не достанется немцам.

Теперь вы видите, что наши действия здесь, на Тихом океане, и решения, принятые вашим братом, сорвали британские планы, составленные с учетом ближней, средней и дальней перспективы. Огромная Россия должна была потерпеть поражение от маленькой Японии, и после такого унижения потерять остатки своего авторитета среди ведущих стран мира. Наше своевременное вмешательство предотвратило подобный исход войны, и японцы вместо победителей оказались побежденными. Одним из побочных эффектов нашей победы стало предынфарктное состояние британской финансовой системы, вследствие ожидаемого дефолта Японской империи по кредитным обязательствам перед английскими банками. Рассчитаться с англичанами японцы могли, лишь ограбив в случае победы захваченные ими Корею и Южную Маньчжурию.

– Так вы, Виктор Сергеевич, считаете, что причиной всему были деньги? – задумчиво спросил Михаил. – Как-то низко и пошло для серьезных политиков.

– Не просто деньги, – сказал контр-адмирал, – а очень большие деньги. Политика, особенно англосаксонская, очень круто замешана на деньгах. Тем более что в нашей истории, по результатам Русско-японской войны и связанным с ней кредитам, британцам и французам все-таки удалось оттянуть очередной экономический кризис с 1904 на 1908 год. От настоящей добротной паники европейские, а особенно английские биржи спасает только изоляция нашего с японцами переговорного процесса от внешнего мира. Как только мы опубликуем условия мирного договора, начнется такое…

Тут уж, Михаил Александрович, вы должны проявить стойкость и не слушать советы тех, кто будет подкидывать вам с идеи нового Берлинского конгресса и какого-либо международного посредничества в наших взаимоотношениях с Японией. Будьте уверены, Северо-Американские Соединенные Штаты, в лице их президента Теодора Рузвельта, вместе с англичанами поспешат «спасать японцев» от наших «варварских статей мирного договора». «Голуби мира», мать их…

При упоминания англичан у царя нервно дернулась щека. Ничем больше не выдав свое волнение, он сказал:

– Я все прекрасно понимаю, Виктор Сергеевич. Будьте уверены, всех советчиков я пошлю… Ну, в общем, вы знаете куда… К сожалению, я не могу объяснить эту дорогу лучше, чем когда-то это делал мой батюшка… Мама́, правда, почему-то запрещала мне повторять его слова…

Усмехнувшись, адмирал Ларионов продолжил:

– Если сказать честно, то к разгрому Японии ваш покойный брат имел весьма опосредованное отношение. Да и англичанам не впервой бросать на произвол судьбы своих союзников. Даже в той ситуации, когда Россия оказалась победительницей, они, скорее всего, как-то выкрутились, продолжая стравливать между собой Россию и Германию. Рано или поздно это закончилось бы большой войной между двумя континентальными державами.