Гай Орловский - Победный «Факел Гаргалота»

Впереди появилась и начала приближаться ограда из выкрашенных в желтый цвет секций разборного заборчика. Полицейские по ту сторону с самым недовольным видом повернулись к нам.

Один сказал так властно, словно уже стал властелином мира:

– Сюда нельзя!

Керк пояснил негромко:

– Министерство юстиции. Вот мой значок! Со мной корреспондент американской проправительственной газеты.

Полицейский умолк, а второй сказал в бессильном раздражении:

– Уже трое ваших толкутся на пирсе.

– Конкурируем, – заверил я бодро. – Все равно мой материал будет лучше, хоть я и прибыл последним! Все как в Библии, насчет последних, что станут первыми.

Полицейский спросил с подозрением:

– А точно из Библии? А то я это читал в Коммунистическом манифесте…

Второй ткнул его кулаком в бок и сказал громко:

– Газетчики все еще прут! Нужно полностью перекрыть вам допуск!

Мы прошли за ограждение, я сказал с одобрением:

– Хорошая идея. Тащить и не пущать! Как ваши имена? Упомяну, как вы умело стоите на страже безопасности… А Коммунистический манифест в самом деле списан с Библии.

Трое корреспондентов, устроившись у бордюра, выставили длинные тубусы видеокамер, похожие на стволы гранатометов, и торопливо снимают яхту, стараясь прозумить так, чтобы рассмотреть двигающиеся по палубам не только фигурки террористов, но даже их лица, пусть и завязанные платками.

Мы с Керком неспешно приблизились, я сделал успокаивающий жест – дескать, не власть, не бойтесь, такой же вольный пират, как и вы, поинтересовался:

– Они что, в самом деле все пастухи из горных аулов?

Один оглянулся, еще молодой, но уже бородатый, как Джон Руни-младший, в больших очках с дополненной реальностью, протянул мне руку.

– Збигнев Мюллер, – назвался он. – Вы коснулись больного места, о котором стараются не упоминать. Уже знаете, что половина из террористов выходцы из Западной Европы?

– Предполагал, – ответил я. – Это почти очевидно даже для диванных хомячков.

Он сказал невесело:

– В западном мире кризис веры. Без нее человек, как оказалось, не может. Хотя мало кто это осознает. И даже тот, кто гордо заявляет о своем атеизме, порой чувствует немалый дискомфорт в душе. Вера – важнейший стержень человека. Вот потому на атеистичном Западе все больше принимают ислам. Что опасно и тревожно. Результат перед глазами.

Керк сказал успокаивающе:

– По мировой статистике, ислам все же очень мирная религия. Есть там и радикальные течения, как и в христианстве, но девяносто процентов принимающих ислам в Европе выбирают традиционный, как религию мира и добра.

Збигнев смотрел на него набычившись.

– Это точные сведения?

– Абсолютно, – заверил Керк, – можете перепроверить по всем каналам.

Збигнев покачал головой.

– Вы сказали страшные вещи и сами не поняли, что брякнули. Сейчас в мире больше миллиарда мусульман. Из них примерно сто тысяч придерживаются экстремистских взглядов, готовы пополнять группы террористов. Но это сотая доля процента!.. Не процент, а сотая часть процента. Ясно?

Они помолчали, Керк пробормотал:

– Значит, из новопринявших в экстремисты идет не сотая доля процента, а сразу десять из каждой сотни?

– Вот-вот, – буркнул Збигнев. – Я всегда говорил, нам не страшен сам ислам, не страшны даже традиционные экстремисты с их традиционной защитой древних ценностей! Но вот эти новые, что пришли из Европы, Америки, России…

Керк сказал с неохотой:

– И что предлагаете?.. В пику начать пропаганду христианства? Это вызовет смех и падение правительств. Везде расценят, как стратегическое отступление по всем фронтам демократии и мультикультурной толерантности.

Он покосился на меня, но я скромно слушаю, а Збигнев проронил:

– Согласен, время христианства ушло. Ладно, не жалко, но ушли и его базовые ценности! А это чревато, но… что сделано, то сделано, пусть и по дури и спешке старающихся обогнать друг друга политиков.

– Пустоту заполняют даже в квартире, – сказал Керк, – а в душах заполнить ее еще важнее. Мы сами дали оружие исламу.

Збигнев вскинулся:

– Почему не запретят поставки во все исламские страны?

Керк поморщился.

– Говорю о другом оружии. Вы же сами сказали, мы выбросили христианские ценности из своих душ, а пустоту заполняет ислам своими. Вы готовы предложить другие?

Я посмотрел на него с уважением, под маской рядового функционера Министерства юстиции прячется очень неглупый человек и, главное, думающий не так, как положено говорить и даже вещать.

Збигнев невесело улыбнулся.

– Да, вот прямо сейчас и предложим. Еще покруче тех, над созданием которых Иисус ломал голову до тридцати лет, а Мухаммад вообще до сорока… С вашего разрешения я вернусь к съемке, а то, если начнется захват, могу что-то упустить…

Я напомнил:

– При захвате террористы взорвут яхту. С этим как думают выкручиваться?

– А если ничего не предпримем, – напомнил Збигнев, – сперва перебьют заложников на глазах у нас… точнее, под объективами камер, что намного хуже, а потом яхту с заложниками все равно взорвут. Им жизнь не дорога. Даже тем, кто ни в каких гурий не верит.

Керк сказал хмуро:

– А кто верит? Это наша пропаганда старается выставить террористов тупыми и невежественными. Декабристы и всякие остальные бомбисты не были религиозными фанатиками.

– Да уж, – согласился я, – когда террорист Федор Михайлович стоял на виселице на табуретке и с петлей на шее, он уже тогда не был тупым… Спасибо, ребята, это же так здорово, что я не один на свете такой умный!

Керк хотел было проводить меня дальше, но я указал на троих смишников, за ними нужен глаз да глаз, и он нехотя остался, а я сделал рожу кирпичом и пошел вдоль пирса в ту сторону, где под укрытием бронетранспортеров сосредоточились какие-то фигуры в защитных одеждах и с полностью закрытыми щитками лицами.

Навстречу быстро вышел человек, выглядящий как громила из фильма Гая Ричи, и с сильным британским акцентом спросил:

– А ты чего покинул пост?

– Что? Что я покинул? – сказал я.

Он понял мой английский так же плохо, как я его британский, и переспросил еще раз:

– Чего с поста ушел?

– Пост? – ответил я. – Какой пост?

Он немного задумался, посмотрел на меня внимательно и спросил:

– Ты здесь работаешь?

– Нет.

Тут у него округлились глаза и вытянулось лицо.

– А что ты тут делаешь?

– Ну это, гуляю, – ответил я.

В этот момент за его спиной появилось еще две мужские фигуры, один из них, скорее всего, был русским, судя по голосу.

– Эта территория, – сказал он с сильным акцентом, не прибегая к брелоку-переводчику на груди, – закрыта для посещения. Вы не должны здесь находиться. Вы как вообще сюда возниклись?