Юрий Корчевский - Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя

Обед запили фряжским вином. Потом князь кубок серебряный в сторону отставил:

– Говори.

– А что говорить?

– Ты же по делу пришел. Забывать старого знакомца стал, нехорошо. Только по нужде и заходишь.

– Нет, князь, время выдалось. Игре же обучить хотел да насчет досок узнать – готовы ли?

– А мы сейчас спросим. Эй, кто-нибудь!

Из-за дверей показался холоп, стоявший у трапезной.

– Спроси у ключника – готовы ли доски для игры?

– Я мигом.

Холоп исчез и вернулся с двумя досками для игры в нарды и двумя шелковыми мешочками.

– Ставь на стол, – распорядился Семен Афанасьевич.

Развернули обе доски, и Никита ахнул от восхищения. Доски были сделаны из клена и черного африканского дерева, инкрустированы карельской березой и розовым деревом. Работа тонкая, изящная. И сами шашки, что находились в шелковых мешочках, были резаны из моржового клыка – и довольно затейливо. Такие и глаз радуют, и в руки взять приятно. А кость – как назывался кубик – вообще из серебра сделана.

Князь заметил восхищение Никиты, приосанился горделиво:

– Ну, как?

– Нет слов. Такими и царю играть не зазорно.

– Одну доску думаю ему подарить. Поперва только играть научи.

– За тем и пришел. Садись, княже, объяснять буду.

Нарды – не шахматы, правила простые – что в короткого, что длинного. Но думать тоже надо, несмотря на кажущуюся простоту.

За вечер Никита начисто обыграл Елагина. Неприятно князю все время проигрывать, хмурился, однако понимал – новичок он в игре. Вот поднатореет – тогда с царедворцами и с самим царем играть будет.

Уже прощались, когда князь попросил:

– Ты, Никита, как болящих поменьше будет – завсегда заходи. Выучи меня играть. А там и к царю идти можно с подарком. Небось Нащокин от зависти лопнет! – Князь хихикнул.

– Только, Никита – чур, никого не учить! А то может так получиться, что они меня обыгрывать будут.

– Договорились, Семен Афанасьевич, – Никита откланялся.

С этого вечера Никита забегал к князю часто – он и сам был заинтересован, чтобы князь к царю с подарком явился.

Недели через три князь встретил Никиту радостный и пьяненький.

– Ну, Никита, подарок мой царю по сердцу пришелся. Я с ним уже несколько партий сыграл. О тебе он вспоминал, говорит – об уговоре не забыл, только тянул долго.

– Вот теперь и к государю идти не зазорно.

– Это еще зачем? – насторожился князь.

– Хочу из Москвы отпроситься, на Соловки сходить с богомольем. Как думаешь, отпустит?

– Паломничество – дело богоугодное. Только место ты выбрал не очень, сам знаешь – крамола там старообрядная. Чем тебе Сергиев Посад не угодил? И монастырь постарше, и монахи разумней, и иконы намоленные – еще от дедов-прадедов наших оставшиеся.

– На Соловки хочу. Если по секрету – в урочище Куртяево.

– В урочище? – удивился князь. – Ты же православный?

– При чем здесь вера? Там идолов нет. А вот целебные воды есть. Хочу супружницу подлечить.

– Тогда другое дело. Только кораблик поменьше нанимай. Был я как-то на Соловках – годов двадцать тому. Ежели ушкуй невелик, то везде пройдет.

Никита, как о судне услышал, чуть было на месте не подскочил. Он-то думал с паломниками идти! Пешком далеко, утомительно. На повозке – неудобно, ведь богомольцы пеши бредут, перед ними стыдно. Как же он о судне не подумал? Вот голова дурная! А князь идею хорошую подал. Судном и быстрее, и неутомительно. Лишь бы царь отпустил. Конечно, он не царского двора человек, свободный муж – заставы только на дорогах. Но не дай господи, случится что – царь вовек не забудет. Да и подданный Никита государев, как ни крути.

– И каким же путем? – поинтересовался Ни-кита.

– Можно, как торговцы солью ходят: через Волок Ламский, потом до Вологды, Сухоной до Северной Двины – а там уж и Соловки. Есть и другой путь: по Мсте до Великого Новгорода, через Ладогу по Свири в Онежское озеро – а там все время на север, через Валдай и Выгь-озеро в Белое море к Соловкам.

– А как короче?

– Да, почитай, одинаково. Недели две добираться в одну сторону. Только там лето короткое и холодное, теплые вещи брать надо. И гнус заедает. И не вздумай задержаться. Реки там рано льдом покрываются – тогда беда. Либо пеши возвращаться, либо зимовать в какой-то деревеньке.

– У меня препона есть – государь.

– Да он-то здесь каким боком? Скажи – паломником с супружницей. После игры твоей персидской, думаю, не откажет.

– Все равно увидеться с ним надо, разрешения попросить.

– Так он тебе перстень со своей руки подарил, тебя стрельцы в Кремль пропустят – окромя личных покоев.

– Неудобно как-то.

– Неудобно порты через голову снимать. Иди и даже не сомневайся.

Никита откладывать не стал, приоделся понаряднее – и в Кремль. Прошел через Спасские ворота, но у входа во дворец его остановили стрельцы.

– Не положено!

Никита сунул старшему стрельцу под нос перстень царский, загодя надетый на палец.

– Царский перстень, – признал подарок стрелец. – Василий, проводи человека.

Никита был во дворце впервые и потому все время крутил головой по сторонам, разглядывая обстановку. Как-то все запутанно было: переходы, лестницы, повороты; двери в помещения вели низкие, и нужно было пригибаться. Такие в крепостях да в монастырях делали. Стена толстая, проход в одного человека; через дверь пройти можно было, только изрядно согнувшись. А ведь для дела сделано! У такой двери один воин оборону от множества врагов держать сможет, тюкай только боевым топориком или саблей по подставленной шее. И винтовые лестницы в башнях с такой же целью закручивались только по часовой стрелке – чтобы обороняющемуся удобно было правой рукой работать.

Стрелец Василий довел Никиту до двери.

– Погодь здесь.

Сам постучал, вошел и тут же появился с молодым боярином.

– Знакомое лицо! Никак – Никита-лекарь! Доброго здоровья!

– И тебе не хворать.

– Василий, ты ступай. А что, Никита, разве государь тебя к себе призывал? Здоров он вроде.

Никита поднял руку с царским подарком. Боярин увидел, кивнул:

– Знакомый перстенек. Так с чем пожаловал?

– Просьба к нему.

– Да ну?

Боярин задумался. Перстенек царский – как пропуск-«вездеход». Только ведь и просьба личная. Как бы от государя не влетело.

– Испрошу. – Боярин исчез за дверью.

А Никита разглядывал мозаику на окнах да изразцы на голландской печи.

Дверь приоткрылась.

– Иди, примет.

За дверью оказался коридор. Перед дубовой створкой боярин остановился.

– Шапку отдай, как войдешь – поклонись.

– Да знаю я! – не скрыл досады Никита.

– Это я так, для порядка.

Никита отдал суконную шапку боярину и вошел.

В комнате царя пахло благовониями, тихо потрескивала лампадка перед иконами.