Савин Влад - Алеет восток

Сталин подошел к стене, отдернул шторку, под которой была карта. Китай. Тоже, знакомые места!

— Товарищ Жуков, у нас есть все основания полагать, что в течение ближайшего года-двух произойдет прямое нападение на территорию нас и наших друзей. Или случатся некие события, потребовавшие нашего вмешательства. В любом случае, ваша задача — обеспечить соблюдение государственных интересов СССР. И неприкосновенность советской территории. Нас категорически не устроит победа Чан Кай Ши. Но нам не нужна и победа Мао.

Я был удивлен. Современному читателю трудно это понять — но в те годы мы с большим вниманием и сочувствием следили за героической борьбой китайского народа против японских агрессоров и империалистических колонизаторов. Товарищ Мао казался нам китайским «Ильичем». Конечно, мы знали о разногласиях между Мао и Гао Ганом, но считали это сугубо внутрипартийными противоречиями КПК — Мао Цзе-Дун выступал за скорейшую мировую революцию, призывая едва ли не к войне со всем капиталистическим миром, а Гао Ган уделял основное внимание закреплению на уже достигнутых позициях, социалистическому строительству в Народной Маньчжурии. Пожалуй, тогда Мао, это китайский Троцкий! Ну а Гао Ган, как товарищ Сталин, взял курс на победу социализма в отдельной стране. А если вспомнить, чем подобные разногласия завершились у нас, и сопоставить с известным фактом, кому сейчас идет подавляющая часть советской помощи…

— Разрешите вопрос. Товарищ Сталин? Мы собираемся вмешаться в китайскую Гражданскую войну?

Иосиф Виссарионович чуть помолчал, затем ответил:

— Мы вынуждены вмешаться в китайскую гражданскую войну. Белокитайская сволочь во главе с Чан Кай Ши прикрывается лозунгами национально-освободительного движения, но объективно является марионеткой американских империалистов. Их победа приведёт к продолжению закабаления Китая, хотя выгодоприобретателем при этом будут исключительно США. В то же время китайские коммунисты скатываются в оппортунизм и национализм. В Особом районе сохраняется помещичье землевладение, с крестьян дерут три шкуры, «как даже японцы не брали». Мао, на словах ратуя за мировую революцию, считает китайской территорией не только Маньчжурию, но и Монголию, Туву, Корею и даже наше Приморье. И если прежде он прислушивался к критике, то сейчас устраивает необоснованные репрессии против тех товарищей из КПК, кто стоят на позиции марксизма-интернационализма, а не буржуазного национализма. Нам известно о его тайных переговорах с представителями США, на предмет перейти в их лагерь взамен Чан Кай Ши. Некоторые сравнивают его с Троцким. Они ошибаются. Мао это новый Пилсудский, ведущий коммунистическую партию Китая по тому пути, который прошла в своё время польская социалистическая партия. Представьте, что завтра он победит — и начнет проводить оголтелую буржуазно-националистическую политику, подобно тому, как панская Польша стала злейшим врагом на нашем западном рубеже. Я спрашиваю вас, товарищ Жуков, нужен ли Советскому Союзу такой сосед?

— Мы собираемся объявить войну Мао?

— Нет, товарищ Жюков. Вмешавшись вооруженной силой в споры китайских коммунистов мы лишь углубим раскол в их лагере, сыграем на руку буржуазной пропаганде, оттолкнём от себя широкие народные массы и подвергнем китайский народ новым бедствиям. Поэтому в военном плане мы вынуждены выжидать и обороняться. Однако мы продолжаем поддерживать китайских товарищей, сохранившим верность идеалам марксизма и пролетарского интернационализма. И уж конечно, мы не потерпим победы белокитайцев. Вот только есть серьезные основания считать, что в ближайшее время равновесие на китайском фронте будет серьезно поколеблено. А это категорически не в интересах СССР! Мы не будем вмешиваться во внутрикитайскую войну. Скорее уж, мы выступим, как милиционер, разнимающий двух дерущихся хулиганов, и восстанавливающий законность на территории. Нашу законность — вы меня поняли, товарищ Жюков? При том, что это наверняка не понравится нашим «заклятым друзьям» — которые не упустят случая прибрать все, до чего дотянутся!

То есть, намечается что-то вроде освободительного похода тридцать девятого года, тогда Польшу делили, сейчас Китай? Уже 1 мая 1949 года я прибыл в Читу. Я хорошо помнил Монголию, где был в тридцать девятом — с севера леса и горы, как наш Алтай, на юге степи, по которым пастухи пасут свои стада, как века назад. Наш самый верный союзник здесь, с сорок первого в ожидании японского вторжения, в армию был отмобилизован больший процент населения чем даже в СССР! Не были на фронте Отечественной, в отличии от тувинцев, но поставляли нам лошадей, мясной скот, шерсть, множество других ценных и нужных вещей. В сорок четвертом согласились ступить с нами в ассоциацию, общее государство — где мы отвечаем за оборону и внешние сношения, но в основном не вмешиваемся во внутримонгольские дела. Сейчас Монголия пребывала в статусе примерно как прибалтийские республики в 1940 году, когда еще сохранялись, например, национальные армии, и граница не была открытой. Получившая значительное прибавление территории, что очень понравилось товарищу Чойбалсану. Исторически, границу между Монголией и Китаем отметили сами китайцы, построив свою Великую Стену. И в сорок пятом, конно-механизированные «тумены» товарища Чойбалсана заняли свою историческую территорию не только на востоке (бывшая «Внутренняя Монголия», клин между МНР и Маньчжоу-го), но и на юге, продвинувшись до Стены. На карте, граница проходит от города Хук-Хото, и дальше через Хуанхэ, отсекая половину Ордосского плато, до Учдуна, дальше на запад идут пески Гоби. В тех местах кочевали племена баргутов, родственные монголам, враждебные китайцам, но не дружественные и нам — по приказу японских хозяев, они не раз совершали басмаческие набеги на территорию МНР. Но теперь японцев здесь не стало, а жизнь кочевника — это не только стада, но и торговля в ближних городах, кто держит в руках степную торговлю, тот диктует правила. О монгольской политике в этих краях стоит написать отдельную книгу — сейчас же, в целом, кочевые племена были лояльны нам. И стояли в степи наши заставы, ибо в степи уважают прежде всего силу — кто может подкрепить свои притязания оружием, тот и прав. Китайцы протестовали — но кто их слушал теперь? Тем более, что население той территории (упомянутые кочевники), явно выразили свое желание быть гражданами Советской Монголии, а не Китая — и также готовы были защищать это свое право оружием, по крайней мере отряды и Мао и Чан Кай Ши севернее Стены появляться не решались.

Таким образом, географически мы имели с Особым районом Китая непосредственную связь. Практического значения это, однако, не имело — и по причине «фронтовых» отношений монголов с китайцами, равно как и по отсутствию в том районе каких-либо дорог, а также необходимости в значительном грузопотоке между советской зоной и Мао. В то же время с восточной стороны Особого района вклинивалась гоминьдановская территория, с центром в городе Тайюань, занятая крупной группировкой чанкайшистских войск. Обеспечивающей локтевую связь армии на фронте против Мао — с теми, кто прикрывает границу с советской зоной. И если на фронте, по данным разведки, было около восьмидесяти дивизий, то против СССР и Маньчжурской Народной республики гоминьдановцы развернули свыше ста соединений — то есть по числу дивизий, чанкайшисты были почти равны вермахту на 22 июня 1941 года. Правда, не было ни одной танковой — лишь весьма малое число отдельных батальонов и даже рот, вооруженных не самой новой американской техникой. Но и 10я армия НОАК не имела своих танковых дивизий.