Реликт 0,999

— Поговорим, — тот отложил вопрос, поднялся, сделал знак денщику, вскочил в седло.

Убедившись, что поле битвы прибрано, могила вырыта, Дан приказал:

— Пленных прикончить, — а на недоумённый взгляд Здравко уточнил, — вместе с женщинами.

Войсковой командир подумал: «Какая глупость! Если среди пленных — родственник главного бандита, что за прок в тупом убийстве? Эфраим может оказаться ценной картой в переговорах». Мысль показалась разумной, зато приказ вождя — опрометчивым. Здравко возразил:

— Зачем? Оставь племяша. Для обмена пригодится.

Дан укоризненно посмотрел на серба, сказал негромко, чтобы не слышали бойцы:

— Донесения разведчиков не только читать, но и помнить надо. Нет у Маргила такого родственника. А был бы, так менять не на кого, — и добавил, увидев понимание в глазах командира, — выполняй!

Здравко передал распоряжение, проследил за исполнением. Когда братскую могилу зарыли и завалили камнями — надёжно, недоступно для крысобак — он тяжело вздохнул. Вождь прав. Эти враги выглядели страшнее всех зверей, безжалостнее любых природных катаклизмов. Фанатики. Пленных они пытали, пока те не принимали их веру. А затем всё равно убивали, как велела эта самая вера.

Войско ушло вперед. Серб смотрел на невысокий каменный курган, прокручивал в голове свою жизнь, которая началась в мирном сытом Загребе. Он, добрый и наивный мальчишка, выжил в чудовищно искорёженном мире, но чего это стоило? Катастрофа изувечила Землю, животных и растения. Изувечила людей. И его тоже не пощадила. Как он превратился в бойца, который убивает других, чтобы не убили его? Почему он подчиняется приказам Дана? Зачем?

Здравко очнулся, отпустил ствол берёзы, утёр мокрое от слёз лицо. Стыдясь минутной слабости, выхватил клинок, наискось ссёк толстенный стебель какого-то зонтичного мутанта, похожего на анис. Стало немного легче, и, вскочив на коня, войсковой командир бросился догонять колонну.

Опасаться сегодня некого — враг разбит. Вождь отказался от охранения и в сопровождении денщика намного опередил войско. Но бдительности не утратил, издалека заметил — на дороге к Дановке стоял человек. Неподвижно и открыто тот ждал, пока всадники поднимались на взгорок. Разглядев крупного мужчину в сером блестящем костюме, вождь пришпорил коня.

— Добрый день, Дан.

— Здравствуй, паранорм. А день не слишком хорош. Если бы мы знали, что у них столько оружия, то взяли бы измором или окопались… Тебя где носило?

— Дела неотложные, — отговорился Ник, и хмуро попросил. — Уделишь мне время?

— Хоть сейчас, до селения еще минут двадцать, — предложил Дан, делая денщику знак отстать от собеседников.

Ник оказался практически единственным человеком, кроме Лады, с которым примитивист говорил откровенно. Ник не зависел от вождя. Здравко, Прунич и Горлов, староста Саргеля — они понимали многое, имели приличный кругозор и давали обратную связь, но не ту, которая требовалась.

Дан нуждался в предвзятом противнике, желательно, более умном, чем сам — это стимулировало, не позволяло почивать на лаврах. Даже упрёки маразматика Гелерова и нападки женской фракции расценивались вождём, как однозначно полезные. Судя по лицу Ника, беседа предстояла напряженная.

— Начинай критиковать, я готов.

— Зачем ты устроил бойню? Полсотни трупов, и это, когда на Земле едва сто тысяч набирается! Пленных перебил! Я пытаюсь создать технологию этической нейтрализации межчеловеческих отношений, рассчитать амортизаторы зла, а ты?

Вождь хмыкнул:

— Врага жалеешь, — добавил иронии в голос, поддел Ника, — а живешь в нашей общине, это ничего? — И закончил, словно печать поставил. — У меня нет выбора. Мы или они!

Ник двигался рядом с конем, шагал широко и легко. Для удобства взялся рукой за стремя, а второй жестикулировал:

— Я встречался с Маргилом. Он согласен на переговоры, готов заключить перемирие. Надо остановить бессмысленное истребление. Ты пойми, там люди, всего лишь одурманенные пропагандой. Они не виноваты, за них надо бороться, а ты…

Лицо вождя оставалось непроницаемым. Он слушал давно знакомые, наивно благожелательные разглагольствования, и думал, почему никто не хочет разделить его точку зрения на ситуацию:

«Никто, кроме войскового начальника, Здравко. И то, даже тот смелый воин считает возможным оставлять пленным регрессорам жизнь, в виде условного рабства, как осуждённым. Держать у себя врага, который в любой момент сбежит, сделает диверсию? А то отравит идеологическим ядом чью-то душу…»

— Ты отвечать будешь, или так и намерен отмалчиваться? — Ник дёрнул стремя, привлекая внимание Дана.

Набежал дождь, вбивая крупные плюхи в дорожную пыль, быстро усилился. Примитивисту показалось странным, что на него и собеседника не упало ни капли. Круг сухости двигался вместе с ними, но под копытами уже зачавкало. Он глянул на ноги паранорма — ни единой капельки грязи не осело на ботинки того.

— Чудесишь… Как тебе удается? Создал зонтик…

Ник отмахнулся:

— Дан, не увиливай! Можно подумать, такие мелочи тебя волнуют! Я это на автомате делаю… Так что? — Он требовательно смотрел в глаза вождю. — Согласен со мной?

— Нет. Неужели ты веришь в бред, который они несут? Исполнить волю Творца! — Дан задрал голову вверх, подражая проповедникам Регрессии. — Вернуть души на небеса для новой попытки! Тьфу! — И своим голосом продолжил. — Собрать под свою руку всех, кто пережил Конец Света, чтобы потом сообща, одномоментно уйти на тот свет? И ты, умный мужик, веришь в такие сказки?

Вождь говорил гневно, прерывая попытки Ника вставить хоть слово:

— Это не община, а секта! Ты что, совсем слепой? Если ты всерьёз намерен мирить нас, то ты опасен для человечества!

Выплёскивая наболевшее, Дан рассказал об истинных замыслах предводителя регрессоров, Юстаса Маргила, функционера средней руки, служившего прежде в Балтийском филиале Церкви Единого Бога:

— … ему рабы нужны, чтобы благоденствовать! Как только он получит достаточную власть, идея самоубийства увянет, заменится другой, более подходящей. Да и когда срок общей смерти придёт? Не зря мелкие банды к нему стекаются — соображают, что финал может никогда не наступить! И не морочь мне голову прогнозами и предсказаниями! Тут ни в тебе, ни в Ладе я не нуждаюсь! Есть закон: при столкновении двух государств — погибает слабое. На мне, как странно это тебе ни покажется, лежит долг перед общиной, и я сделаю всё, чтобы она выжила. А не наоборот!

Ник уточнил:

— Нет такого закона. Соседние государства ассимилируют друг с другом. Конечно, при условии, что руководителям этих государств невыгодно воевать.

— Достал ты меня своим всезнайством! Есть такой закон — я его открыл! Здесь не государства, а цивилизации сталкиваются, понимаешь? Нам неприемлемы порядки Маргила, ему — наши, там мне что, сдаваться этому уроду, чтобы жить в мире? Ну, уж нет! Хочешь мира — пара беллум! [2] искаженная латинская поговорка «Si vis pacem, para bellum», «хочешь мира — готовься к войне».