Борис Сапожников - Большая игра

Запорожец отдалился от дома врача, однако не слишком сильно, и остановился посреди улицы. Сутулые фигуры в серых халатах отпрянули при его появлении, отступили глубже в тень домов и переулков. Корень рявкнул громко, на всю улицу. Но понять его было невозможно, потому что звуки, им изданные, ничего общего с человеческой речью не имели.

– Погодите, – снова вскинул арбалет маркиз, – так что же, ваш человек сам из…

– Не стоит произносить этого слова, – перебил его я, – у Корня весьма чувствительный слух в такие моменты, и нрав становится почти волчьим. Он вполне может не сдержаться.

– Но, граф…

– Вам все объяснят позднее, а сейчас просто стойте и смотрите, большего от вас не требуется.

Лафайету мои слова не пришлись по душе, однако спорить он не стал.

Корень же тем временем рявкнул снова, заставляя серых отступить еще глубже. И тут один из них выпрямился и шагнул навстречу запорожцу. Не сутулясь, он оказался довольно высок – почти на полголовы выше бывшего казака. В правильных чертах лица его было что-то звериное, отличающее от других людей. Он подошел почти вплотную к Корню и рявкнул в ответ, почти что плюнув запорожцу в лицо. Тот схватил его правой рукой за горло и легко приподнял над землей, так что носки туфель серого не доставали до нее пару вершков. Корень медленно, но верно сдавливал стальные тиски пальцев – серый бился в захвате, но ничего поделать не мог. Он снова рявкнул на Корня, тот в ответ лишь усилил хватку, заставив серого обеими руками схватиться за запястье бывшего казака. Не помогло – Корень продолжал душить его.

Он не видел подкрадывающегося к нему со спины другого серого – тот продолжал сильно сутулиться, почти стелясь по земле, полы халата так и мели пыль под ногами. Он выскочил из сгустившейся тени зданий так быстро, что я никак не успел отреагировать на его появление. Теперь тварь мчалась к Корню, выхватив правой рукой из-под халата длинный, кривой, будто звериный клык, кинжал. Я едва успел выдернуть из потайных ножен свой нож, чтобы метнуть его в серого, – пускай и вряд ли попаду, но уж отвлечь-то сумею точно. А там и крикну – предупрежу Корня. Но меня опередил Лафайет. С характерным звуком выстрелил его мощный арбалет, отправляя болт в короткий смертоносный полет. Тяжелый снаряд сбил кинувшегося на Корня сзади серого, заставив того перекувыркнуться в воздухе, а после проехать еще несколько аршин по пыли. Подняться после этого тварь уже не смогла, хотя и подергивалась слегка – скорее всего, в предсмертных конвульсиях.

Корень кинул взгляд в ту сторону, но тут же снова повернулся к висящему у него на руке врагу. Последний почти перестал подавать признаки жизни, лицо его побелело, глаза закатились. Корень встряхнул его, словно беспомощную добычу, и одним коротким движением сломал-таки шею. Еще раз встряхнув уже мертвого серого, он с силой швырнул его в самое большое скопление подобных ему. Труп пролетел разделяющее их расстояние и упал на землю, подняв тучу пыли. Серые тут же подхватили его на руки и утащили прочь. Стоило рассеяться самой большой группе, и остальные серые так же скоро растворились в сгущающемся сумраке грядущей ночи.

Корень рявкнул на прощание и вернулся к нам, равнодушно повернувшись спиной к улицам и переулкам, откуда, уверен, за ним все еще следили внимательные и очень злые взгляды.

Я увидел, что Лафайет дрожащими от напряжения руками взводит арбалет, и снова положил ему руку на плечо.

– Уж будьте последовательны, маркиз, – усмехнулся я, – раз уж спасли жизнь Корню, не стоит нацеливать на него оружие.

Лафайет глянул на меня с явным сомнением, однако отпустил тетиву и закинул арбалет на плечо.

Корень вернулся в дом, снова нарочито толкнув маркиза и громко захлопнув дверь.

– Я ему, между прочим, жизнь спас, – заметил Лафайет, которому надоело поведение бывшего казака.

– Но любить ему вас не за что все равно, – ответил я. – Давайте присядем на диван, и я расскажу, в чем дело. И где именно Орден неправ.

– Вы так непреклонно утверждаете, что Орден неправ, – пожал плечами маркиз, – что я готов вас слушать хоть всю ночь.

– Много времени мой рассказ точно не займет.

Самой главной опасностью смешивания крови людей со звериной было появление выродков – и вовсе не людей, обладающих превосходящими других рефлексами или силой и быстротой реакции, но животных, вместе с долей человеческой крови получивших частичку человеческого разума… Они собирали вокруг себя целые стаи других хищников – ведь с травоядными никто свою кровь смешивать и не думал – даже те, кто в природе к этому никогда склонен не был. Выродки превосходили остальных зверей, легко становясь вожаками, а после, будто какой-нибудь завоеватель, подминая под себя и другие стаи.

Вот когда люди столкнулись с ними, подлинными выродками, детьми бездумного поведения самих же людей. Громадные волчьи стан, ведомые крупными, а главное, умными и почти по-человечески хитрыми и изворотливыми вожаками, нападали даже на хорошо защищенные деревни и села. Их встречали огнем и стрелами, но звери уже не боялись – они кидались в атаку и, даже умирая, рвали своих врагов. Безжалостные медведи устраивали засады на целые караваны ради человеческого и конского мяса. Лисы легко обходили все ловушки. Пробираясь в дом. а, душили детей, чтобы насладиться их сладкой кровью, которая не идет ни в какое сравнение с куриной. Прежние, проверенные средства обороны уже не спасали. И тогда еще больше людей стали смешивать свою кровь со звериной, не понимая, что в этом-то и кроется причина новых бедствий, постигших их.

Так начался новый виток развития выродков, подлинных врагов человечества, которых люди сами же и породили. В крови зверей оказалось еще больше примеси человеческой, и вот уже первые полуразумные хищники смогли обращаться в людей. Это стало настоящим бичом для всех. Звери, обратившиеся в людей, входили в города и деревни. Так же легко, как в своих стаях, они становились главарями преступных сообществ, живущих фактически по звериным законам. Вот только никакие нормы морали, прививаемые людям с детства, хищников не сдерживали.

Только тогда человечество поняло, с какой опасностью столкнулось, только тогда начало бороться с нею. И первыми встали на защиту людей те, в чьих жилах текла звериная кровь, ибо они всегда могли взять верх над зверьми, принявшими облик людей. Они же настояли на том, чтобы навсегда отказаться смешивать человеческую и звериную кровь, дабы не плодить новых выродков.

Выслушав меня, маркиз долго молчал – минуты две, наверное. Откинувшись на спинку дивана, Лафайет глядел в потолок и обдумывал сказанное мной. Наконец, он выпрямился и прямо спросил у меня: