Сергей Кусков - Золотая планета

— Для достоверности. Неудачником тебя я не называла. Лишь глупым юнцом, а это разные вещи.

Я не возражал. Я вообще ни против чего не возражал. Лишь отметил дальним уголком сознания, что халат ее как-то чересчур запахнут, неплохо было бы это исправить…

Ночь прошла бурно. И очень незаметно. Кажется, в перерывах мы глушили вино, обливая им друг друга, и не такая ясная к тому моменту голова вообще отказалась соображать. Я не воспринимал все как реальность — безумие, да и только. С ее же стороны следовала железобетонная очередность действий, раз за разом творивших со мной такое… Слов, чтоб подобрать эпитет, я не могу найти до сих пор. Так хорошо мне никогда не было. Это было даже не круто, это было… Безумие!

Единственное, что осталось в памяти, это ее слова, сказанные с большим сожалением:

— Хуан, если б ты был хоть немного постарше! Всего лишь на десяток лет! Хотя бы десяток!.. Мы б с тобой такое устроили, чертям бы в аду жарко стало!..

Она тяжело вздохнула, отвернулась и уснула, на этом процесс ее усовершенствования до Катарины 2.0 завершился. У меня же не осталось ни сил, ни желания о чем-то думать, что-то анализировать и делать выводы. Я также развернулся и уснул, отложив все на завтра.

«Завтра» вышло таким, что подумать я ни о чем не успел. События неслись с такой скоростью, что мой личный спидометр зашкаливал, не успевая реагировать.

Началось все с раннего и очень тяжелого пробуждения. Если бы вас… Не давали бы вам спать полночи, а потом подняли ни свет ни заря, какова была бы ваша реакция? Вот-вот, и я матерился. Сквозь зубы объяснял Катарине, где желал бы ее видеть, с уточнением адреса. Но в ответ был сброшен с кровати и бессовестно облит водой.

— Шимановский, подъем! Труба зовет!

Я поднял голову, пытаясь сдержать себя и не наброситься на нее — хорошего из этого ничего не выйдет. Она стояла передо мной уже одетая, в повседневно-рабочие брюки и скромную повседневную же блузку, почти накрашенная.

— Давай, давай! Не зыркай так! Не убьешь! Я и так дала тебе черт знает сколько времени поваляться!

Последнее, как оказалось, было правдой. С противоположного конца квартиры донесся свист кухонной панели.

— О, все готово! Малыш, у тебя пять минут привести себя в порядок, десять — на завтрак, и мы отчаливаем. Не успеешь — поедешь голодным. Время пошло.

Понимая, что спорить бесполезно, я нашел глазами дверь ванной и начал подниматься.

— Куда поедем?

— Увидишь.

Можно было не гадать, наш путь лежал в корпус. По дороге меня так и подмывало поговорить, кое-что выяснить на теперь уже трезвую голову, но Катарина сидела чернее ночи, и я счел за лучшее ее не трогать, от греха. Она была озабочена чем-то важным, из ряда вон, я же вел бы речь «о банальностях». Как я себя чувствовал? Мерзко. Сейчас — мерзко. Ну, юношеская дурь в стремлении «подвигов» на женском фронте скрипку играла, не без этого, тем более, осуществилась слащавая мечта любого прыщавого идиота — переспать со старшей и опытной. Но нейтрализовалось все осознанием КТО была эта опытная, КАК она это сделала, и раздумьями, ЗАЧЕМ.

Действительно, зачем ей это? Форма контроля, учитывая апгрейд? Извините, она с этой формой теряет больше, чем приобретает. Да, она останется жесткой стервой, такой, какая была, но я буду относиться к ней иначе, и с этим ей ничего не поделать. Она стала более уязвима для меня, не сможет больше прятаться в глухую броню, как раньше. Ведь кроме тела, она раскрыла еще и душу, мы стали ближе, и при всем внешнем пренебрежении с ее стороны мы оба будем понимать, что ее агрессия и построение меня по струнке — показуха.

Да и не такая она железная. Я смогу ее ударить, смогу достать, если сильно припрет. И даже технически представляю, как это сделать. Так что логики в ее поведении я не видел, а она слишком хороший прагматичный офицер, чтобы не контролировать такие мелочи, как спонтанные безумства.

За подобными размышлениями я окончательно проснулся и почувствовал себя человеком. Мы проехали ворота, у которых ненадолго, как обычно, задержались, затем закружились по территории дворца. А вот и подземный гараж, как и раньше, охраняемый боевой единицей в полной броне с «кайманом».

— Может, все-таки расскажешь, что случилось, и куда так спешим? — не выдержал я, когда мы вышли из машины и помчались к выходу.

На сей раз она удостоила меня вниманием:

— Похороны. Поминальная церемония. И мы опаздываем.

Главный шлюз и вновь коридоры. Но шли мы заметно дальше той части, в которой я бывал. Здесь не было ничего — ни дверей, ни гермозатворов по бокам — голые стены длинного-предлинного периодически изгибающегося коридора. А вот фронтальных шлюзов в нем я насчитал аж пять штук.

— Убежище, — пояснила Катарина, глядя на мою вопросительную мордашку после вида очередного шлюза. — Способное выдержать ядерный взрыв внутри подземелья. На случай атаки. В нем же мы храним и память.

— Память?

— Да, об ушедших. О тех, кто не с нами. Если все, что за нашей спиной, взорвется, память сохранится. Вместе с теми, кто спрячется в убежище. Живые должны помнить мертвых, это правильно.

Что ж, не возразишь!

Наконец, мы прошли еще один шлюз и вышли развилке из трех гермозатворов. Один из них был открыт, из-за него раздавались звуки. Вошли. И оказались в большом мрачном нарядно украшенном зале, который даже при беглом рассмотрении хотелось назвать «кладбищем». Стены его были обиты темно-вишневым бархатом и увешаны полочками, многие из которых пустовали, но на многих, в гораздо большем количестве, чем я мог предположить ранее, стояли фотографии девчонок в черных рамках, перед которыми покоились статуэтки тотемов, украшения и кое-какие личные вещи. Фотографии все были двухмерные, но большие; девчонки же на них, как одна, улыбались. Было им лет от пятнадцати, и до плюс бесконечности. Десятки. Сотни. Много сотен девчонок, девочек, женщин. И даже бабушек, но последние тут были в подавляющем меньшинстве. Снизу каждой полочки крепилась табличка с двумя парами дат: верхняя — годы жизни, нижняя — службы, и по ним я определил, что здесь собраны все, кто служил в корпусе за последние сто лет. Очень часто последний год жизни совпадал с последним годом службы: такие фотографии были перевязаны еще и тоненькой красной ленточкой, и собраны в одном месте, поближе друг к другу. И их было невероятное количество.

Единственное, что отличало это место от настоящего кладбища, это отсутствие урн с прахом. В городских домах памяти вместо полочек ящики, и в них обязательные урны, здесь же был облегченный вариант, видимо, только для поминания. Но сути это не меняло.