Андрей Посняков - Зов крови

Первое, что сделал сей «верный человек», это выдал гостям – точнее говоря, продал, обменяв на беличьи шкурки – плоские бронзовые фибулы с выпуклой руной, похожей на латинскую букву «V».

А может, это была никакая не руна, а и впрямь – буквица, первая, от имени Вальдинга, про прозвищу Кровавый Орел, так звали местного захребетника, крышующего квартал, где и находился постоялый двор Афтая Гуннские Очи. Кстати, и тут лучше было сказать – «дворище». Большой и крайне бестолково построенный постоялый двор Афтая занимал почти четверть квартала – какие-то запутанные переходы, заборы, амбарчики, даже скобяная лавка и кузница. Хозяйство «верный человек» херцога Варимберта вел многоотраслевое, даже – сам хвастался – и скот разводил, держал его прямо здесь, в стойлах, там же, рядом, во дворе, резвились в желтых навозных кучах свиньи. Радомир даже вспомнил прочитанную в детстве книжку про Остапа Бендера, больно уж походил на него Афтай всеми своими повадками, а его заведение вызывало сильные ассоциации с посещенной великим комбинатором дворницкой, причем в тот момент, когда там находились и новые и старые валенки дворника Тихона, пахнувшие навозом и воздуха вовсе не озонировавшие.

Даже вот здесь, в небольшой, с низенькой крышей харчевне – постоянном местопребывании Афтая, его, так сказать, офисе – пахло так, что мама, держись! Впрочем, никто, кроме Рада, не обращал на запах никакого внимания. Ну, пахнет себе дерьмом – и что? Что в этом такого-то?

– А что это за буквица? – заплатив жулику притащенными с одной из волокуш белками, поинтересовалась Хильда. – И на руну похожа, и на латынь.

– Никакая это не буквица, – важно пояснил кабатчик. – А знак! Знак нашего покровителя и заступника, славного господина Вальдинга по прозвищу Кровавый Орел.

– Ага, Кровавый Орел – понятно, – подкинув на руке фибулу, глухо хмыкнул князь. – Он, этот Вальдинг, что же – местный конунг?

– Конунг, хм… – Афтай задумался, запустил пятерню в рыжую курчавую бороду, чем-то напоминавшую бороду Кузьмы Минина, какими его любили изображать на парсунах неизвестные русские художники второй половины семнадцатого века. – Не, пожалуй, все же не конунг, не князь.

– А тогда кто? – полюбопытствовала Хильда. – Хевдинг?

– И не хевдинг… Гм, гм… да как вам сказать… Радомир вдруг хмыкнул и, подмигнув супруге, промолвил, как раз к месту вспомнив станицу: – Зато я знаю! Главарь местной администрации – вот как эта должность называется.

Ну, главарь – не главарь, а фибулы Рад с Хильдой и Сарганой взяли. Всем же остальным наказано было сидеть на постоялом дворе, носа наружу не выказывая. Даже верным близнятам, Линю с Горшенею, князь точно так же строго-настрого наказал, да еще не забыл напомнить, чтоб за хозяином – комбинатором – присматривали.

Радомир, конечно, и Хильду бы из этой вот харчевни никуда не выпустил, да та та-ак посмотрела, словно бы он ее решил живой в могиле захоронить. Правда, с другой стороны, никак нельзя было сейчас сказать наверняка, где безопаснее – внутри постоялого двора или снаружи? Что-то не производил ушлый кабатчик впечатления такого уж верного человека, каким прикидывался. Может, и вообще зря с ним связались? А тогда – где и жить-то?

А жить нужно было, стараясь поскорее разведать, выяснить о каком-нибудь подходящем купце, еще лучше – о группе купцов. Валашский путь даже в эти неспокойные времена пустовал редко: привезти ромейского вина да масла оливкового, да тканей киосских прозрачных в тот же Данпарстад, а оттуда, скажем, в Паннонию, Дакию, Норик – мед, воск для свечек, рабов, лошадок выносливых гуннских, клинки готские… Так, пару раз взад-вперед съездил да обернулся удачно – живи лет десять кум королю! Ну, пусть не десять, но года три-четыре – точно. Вот и ездили купцы, не боясь ни дьявола, ни чужих жестоких богов, ни самой черной смерти.

– Связи у меня тут есть, конечно… – Хозяин предложил (естественно, втридорога) постояльцам недурное на вкус пиво. – Много, кого знаю. Правда, пойдет ли кто в Дакию – не знаю. От Дакии до Паннонии – рукой подать, сами знаете.

– Знаем, – коротко кивнул Радомир. – Нам бы хотя бы в Дакию для начала добраться. А что, так и никто туда сейчас не ездит?

Хозяин постоялого двора махнул рукой:

– Ездят, конечно. Только нынче-то зима мягкая. Оттепели часты, распутица. Да и… купцы болезни, мора боятся. Он ведь оттуда, из римских провинций, идет. Больше скажу… – Афтай оглянулся и понизил голос. – Кое где и здесь уже болезные объявились. Сам Вальдинг грозился – узнает где кто – сожжет!

– Сожжет? – Хильда удивленно приподняла брови. – Так весь город сгорит! Он же деревянный.

– Сгорит, да, – задумчиво покивал кабатчик. – Однако второй год уже Вальдинг кого-то поджечь грозится. А все ничего – живем.

Иудейские или греческие купцы… Князь начал с греков – те возводили деревянную церковь невдалеке от постоялого двора Афтая. Молодой человек заглянул на стройку с видом любопытствующего зеваки, подивился красотой будущего храма, поцокал языком:

– Неужто такой высокий будет?

– Выше всех домов в Данпарстаде! – пригладив окладистую черную бороду, довольно подтвердил мастер. – Даже выше воротной башни. Эй, эй! – он тут же заорал на рабочих. – Ну, куда вы это бревно тащите? Не пойдет оно на венец!

– А Феодор-мастер сказал, что пойдет.

– Морду бы набить Феодору-мастеру за такие дела! Ладно, набью еще… Кстати, где этот пьяница ходит?

– В корчму пошел, водицы испити.

– Ага, водицы… Так я и знал. Как явится, пусть мне доложит.

Терпеливо дождавшись конца перепалки, Радомир снова обратился к мастеру:

– Уважаемый, а что – иконы, оклады, утварь святая – это все здесь сделают или откуда-нибудь привезут.

– Частью здесь, – строитель, зачерпнув снег, растер его меж ладонями – вымыл испачканные глиной руки. – А частью и привезут. В Святой Константинов град и посейчас караваны ходят, не по морю, вестимо – по суше. По Валашскому пути в Дакию, а там дальше – на юг.

Князь сделал удивленное лицо:

– Неужто в этакую даль тащатся? А разбойники как же?

– Охрана хорошая есть, да еще к ней Вальдинга, князька местного, людишек нанять можно.

– И что – часто караваны ходят?

– Последний на той седмице ушел.

А вот это была не очень-то хорошая новость! Рад даже вздрогнул, переспросил:

– Как последний?!

– А вот так, – пожал плечами мастер. – Как морознее стало, так и пошли, а чего тут сидеть-то? Зима нынче плохая, теплая. Данастр, говорят, еще и замерзто не весь, не во всяком месте переедешь.

– И что, гостюшки-купцы теперь тут до лета красного ждать будут?

– Кто и до лета… – Строитель задумчиво сдвинул на затылок богатую, отороченную собольим мехом, шапку. – Да никого из наших и нет уже… Разве только евреи. Чую, ты, мил человек, не зря выспрашиваешь? – чернобородый (по виду смуглый, черноглазый – чистый ромей-грек) легко перешел с готского на словенский. – Небось, в Константинов град собрался? Паломник? Или по торговым делам?