Андрей Амельянович - Зона навсегда. Гладиаторы поневоле

– Этот патрон мой приятель всегда носил с собой, в качестве последнего, для себя, если ты понимаешь, о чем я, – спокойно произнес боец, взглядом гипнотизируя управляющего базой. – Боялся мой друг попасть в аномалию гадкую или в плен к кому-нибудь, вот и схоронил. Из-за него свое прозвище Патрон и получил. Какие еще тебе нужны доказательства?

Именно в этот момент Горда понял, что обречен, а полный сочувствия и удивления взгляд Васильева лишь утвердил истину догадки, поставив в вопросе финальную точку. И не помогут никакие оправдания про амнезию.

– Пакуйте, – кивнул наемник на Горду. Краем глаза тот заметил, как Васильев разворачивается и уходит, а бродяги опускают оружие, до этого наведенное на гостей.

Мощный тычок в солнечное сплетение сталкер встретил спокойно, не обронив ни единого звука. Только сложился пополам, пытаясь ухватить побольше воздуха. А после удара прикладом по затылку и вовсе отрубился, погрузившись в безбрежный океан тьмы, в котором не было места никаким проблемам.

Родившись в богом забытом провинциальном городке на отшибе страны, где единственная ведущая к успеху карьерная лестница проходила сквозь раскаленные цеха местного металлургического завода, Саша Коротаев с самого детства твердо знал, что будет военным. Да, в принципе, вырваться из серого, замученного жизнью города для сильного, смелого и справедливого пацана другого шанса и не было, потому как на науку и столичные институты плевал он с высокой колокольни, а крышевавших мелкий бизнес «быков» терпеть не мог и был уверен, что плохо кончит, пойдя подобной стезей. Поэтому после окончания школы, с пачкой документов и мятым аттестатом в кармане, Коротаев подался в военное училище, куда поступил без особых проблем. Ближе к середине второго учебного года курсанту стало скучно, и это вылилось в новую маниакальную идею: служить в отряде специального назначения.

Что и было сделано, хотя не сразу: после училища, с шиком обмыв офицерские погоны, новоиспеченный лейтенант вначале отработал положенный срок. А потом, наконец-то, его мечта сбылась. Но в спецназе надолго задержаться не удалось: через три месяца ему поступило предложение гораздо интереснее. Боевым и перспективным офицером заинтересовалось командование СЗО – отряда службы безопасности Украины, что специализировался на операциях, проводимых непосредственно в пределах Зоны Отчуждения. Попасть в ряды элитного подразделения, не подчиняющегося никому, кроме высшего руководства страны, было большой удачей, шансом на благополучное будущее, и упускать его Коротаев не собирался. После переговоров с начальством и подписания контракта на пять лет, Александр получил внеочередное воинское звание и перебрался в расположение части.

Несмотря на то что часов нахождения в Зоне у него ещё не было, в СЗО приняли как дома все. За исключением Тульского. Терпеть полковника, как потом выяснил Коротаев, никто не мог, но приходилось: именно благодаря своему профессионализму, командирским навыкам, отваге и умению найти выход из практически любой неординарной ситуации, Тульский все еще числился в рядах спецназа, а не рыл траншеи в каком-нибудь стройбате. Вот только капитану на все заслуги своего сослуживца было пофигу настолько, насколько это вообще возможно, так как они никоим образом не влияли на сложившиеся между двумя офицерами отношения. И виноватым в этом Коротаев себя не считал. Ведь именно Тульский постоянно, после каждого рейда, обвинял капитана в трусости, как бы тот ни отличился. Остался в одиночку прикрывать отход основной группы, выполнившей задание, но нарвавшейся на засаду мародеров? Трус! Отвлек на себя внимание стаи мутопсов во главе с псевдоволком и в итоге едва спасся сам, чтобы Тульский смог провести через аномальное поле парочку застрявших в Зоне туристов? Все равно трус! Семь километров тащил на себе раненного в обе ноги полковника, от Одинокой избы до самого Периметра? Приговор тот же: трус! Да еще и предатель, ослушавшийся приказа!

Хуже всего было то, что перечить Тульскому являлось делом гиблым и заведомо проигрышным: на язык полковник был остр, на слова груб, да и силен дай бог каждому. Вот и не мог капитан переубедить своего боевого товарища ни устно, ни физически. Первые полтора года Александр жутко бесился, грубил в ответ и лез с кулаками, а после смирился, встречая любой выпад полковника улыбкой, чем доводил последнего до неистовства. Из всего немногочисленного состава части СЗО уважал Тульский лишь одного: своего старого друга, лейтенанта Гордеева, и чем тот это заслужил, не знал никто…

– Смирно! – раздалось со стороны общего коридора. – Коротаев, ко мне!

Мигом вынырнув из воспоминаний, которые на минуту окутали его сознание, капитан вскочил со стула, оправил китель и вышел к Тульскому. Тот лишь кивнул и перевел взгляд на выстроившуюся перед ним роту.

– Сейчас я зачитаю список фамилий, – зычно пророкотал полковник. – Названные делают шаг вперед и ждут дальнейших распоряжений. Остальные расходятся. Итак, прапорщик Либенчук!

От строя отделился крепкий черноволосый парень лет двадцати пяти.

– Я, – отчеканил он.

– Прапорщик Хоревич.

Еще один покинул ряды своих товарищей.

– Старший сержант Крот! Давай, выходи, землеройка.

Под общий хохот боец с фамилией Крот сделал шаг вперед.

– Сержанты Цитаенко и Оксаков, – назвав их, Тульский смял список и швырнул в мусорную корзину. – Остальные свободны, за старшего остается прапорщик Ахмедов. Капитан Коротаев, вы тоже идете с нами.

Услышав свою фамилию, Александр впал в секундное замешательство, но вовремя встрепенулся и, гаркнув «Так точно!», последовал к выходу из казармы, вслед за Тульским и другими бойцами. Спустившись по лестнице, они попали в тесный, утыканный по обоим бокам дверями, между которыми висели картины великих полководцев древности, коридор, убегающий к развилке красной ковровой дорожкой. Пройдя по нему и свернув влево, полковник нажал кнопку домофона, дождался звукового сигнала, толкнул тяжелую железную дверь, и небольшая процессия вышла на крыльцо здания.

Лишь оказавшись на улице, Коротаев почувствовал, что вспотел, настолько в помещении было жарко. Незаметно расстегнув душивший его ворот рубашки, капитан вдохнул полной грудью по-осеннему прохладный воздух и огляделся. Впереди, за трехэтажным офицерским общежитием, которое огибала серая лента дороги, располагалась столовая, чей выбеленный угол торчал из-за торцевой части малосемейки. По левую руку находился штаб командования СЗО, территория которого была выложена плиткой, а в центре установлен памятник бессмертному Ильичу. Коротаев мысленно прошел дальше, за штаб. Минуя его, дорога выводила к складу и примыкающей к нему оружейке. В стороне от них выстроилась ровная шеренга ангаров с различной бронетехникой. На противоположном краю части, справа, в самом уголке огибающего периметр трехметрового забора с натянутой поверху «колючкой», одиноко ютился склад ГСМ, рядом с которым утробно урчал приехавший за топливом бензовоз.