Андрей Посняков - Кремль 2222. Ладога

Обмакнув перо в чернильницу, Ефимий поднял глаза:

– Ты чего сейчас сказала-то?

– Говорю, все тут у вас враги. Кругом. Оттого и время такое… я даже про него в книгах читала. Называется – Смута, вот!

– Сама ты смута… Аще призналася, что супротиву царя нашего батюшки злоумышляла недоброе…

– Какого-такого батюшки царя, Ефимий? – ехидно осведомилась девчонка. – Это ты польского королевича Владислава в виду имеешь, да?

– Кого имею, того и в виду! – посадив смачную кляксу, Ефимий рассерженно глянул на лазутчицу. – Я гляжу, вольна ты больно. На том и попалася – у нас таких девок нет.

– А каких это таких? – повела плечом Лекса. Томно так повела, с подвохом, не иначе – в книжках старинных вычитала. Ну так, а что делать-то? Жизнь-то надо спасать от дураков этих! – Я что, некрасивая, что ли?

– Тьфу! – опасливо оглянувшись на дверь, дьяк перекрестился на висевшую в углу икону, засиженную мухами до полной непросматриваемости изображенного на ней святого.

– А хочешь, Фима, я тебя сейчас поцелую? Крепко-крепко! Глаза только закрой и…

– Сгинь!!! – подпрыгнув на лавке, резво, по-поросячьему заверещал дьяк. – Сгинь, пропали, прелестница! Господи, Господи… Помоги груз непосильный выдержати, помоги. Палачу-кату тебя посейчас отдам, прелестница гнусная!

– А чего сразу палачу-то? Что, мы с тобой общий язык не найдем? Мужчина ты, Фима, ученый, видный… Сразу видно – человек государственный, не какой-нибудь там брандахлыст!

Что такое «брандахлыст», Алексия не помнила, просто где-то вычитала, а теперь вот употребила – слово-то было загадочное, красивое, хлесткое!

– Тихо, тихо, – облизнувшись, Ефимий зашипел, аки змий. – Поладим мы с тобой, дева, поладим. Только громко-то так не кричи. Тихонько все говори, шепоточком. Тут, знаешь, и стены уши имеют.

Девушка тотчас же закивала:

– Ага, ага, понятненько.

– Честно все поведаешь – похлопочу, чтоб не казнили, – с гаденькой ухмылкою дьяк вышел из-за стола и, погладив Алексию по коленке, снова оглянулся на дверь…

– Посейчас заложу – да и помилуемся!

«Заложу» – это он имел в виду «закрою». Имелся на двери основательный кованый крюк, нынче откинутый. К нему-то и подошел Ефимий, приоткрыл дверь, постоял немного, прислушиваясь – спокойно ли все?

Все было спокойно, тихо. Заперев дверь на крюк, дьяк плотоядно подскочил к девушке и рванул платье за ворот…

– Эй-эй-эй! – Лекса отпрянула, нагло сверкнув глазами. – Ты руки-то мне развяжи, милый, – я платье сниму. Разорвешь же – жалко.

Распаленный от нешуточного сексуального желания, Ефимий выхватил из-за пояса небольшой узкий ножик. Лекса послушно повернулась спиной… Ловким ударом дьяк разрезал путы и, отбросив нож в сторону, схватил девчонку в охапку, задирая подол и слюняво целуя в губы…

– Ах, милка, милка… Посейчас я тебя… посейчас…

Первый удар Лекса нанесла в пах! Резко, коленом. И снова подставила колено, ухватив дьяка за волосы… да смачно приложила носом! Быстро все, умело.

Застонав от боли, Ефимий повалился на пол, теряя сознание.

«Лазутчица» живо откинула крюк и, распахнув дверь, очутилась в гулком полутемном коридоре. Сделав пару шагов, девушка обнаружила лестницу, узкую и кривую. По ней и спустилась вниз, старясь ступать осторожно, неслышно, словно кошка или пантера.

Обитая толстыми железными полосами входная дверь в башню оказалась приоткрытою – Лексе как раз хватило, чтобы протиснуться. Выбравшись наружу, беглянка быстренько осмотрелась вокруг, заметив во дворе, слева, две церкви. Одну небольшую, приземистую, сложенную из красного кирпича, другую же – белокаменную, с полукруглыми апсидами и золоченым, сверкавшим на солнце, куполом. На папертях у церквей толпились люди, как видно, собравшиеся в целях отправления религиозного культа. Мужчины, женщины, дети…

Алексия, недолго думая, рванула туда и не прогадала! С паперти оказалась хорошо видна квадратная Воротная башня с настежь распахнутыми воротами, сквозь которые, без всяких препон, входили-выходили люди.

Что ж – выбраться за ворота, бежать отсюда, а там видно будет. Главное, свободу обрести, из похотливых лап дьяка вырваться…

– Оп! Ха! А ты дева, что тут вынюхиваешь? Сбегла, что ль?

Вот это ж надо было так лохануться! Нос к носу столкнуться с тем молодым стрельцом, Гриней. Вот уж, действительно, невезуха.

– Не сбегла, – девушка нахально улыбнулась, сверкнув изумрудно-зеленым взором. – Дьяк Ефимий меня отпустил. В церковь.

– В церковь, говоришь? – недоверчиво прищурился стрелец. – А где сам-то Ефимий есть? Что же это он тебя, одну отпустил?

– Одну, одну, – глядя на парня честными-пречестнымм глазами, поспешно заверила Лекса. – Мы ж с ним договорились уже обо всем, поладили. Да, кстати, он и накормить меня велел! Где тут у вас столовая?

– Столовая? – Слово для стрельца оказалось незнакомым, явно требовавшим некоторого осмысления.

Только на осмысление это уже не осталось времени. Не Грине – Алексии. Со стороны Тайницкой (или Тайничной) башни уже бежал дьяк! С воплями, размазывая по лицу кровавые сопли.

– Держи ведьму! Держи!

Ударив Гриню кулаком под дых, «лазутчица» рванулась к Воротной башне… Поймали, конечно. Еще бы! Столько мужиков вокруг. Кто-то подставил подножку, кто-то рванул за подол. На бегу девчонка грохнулась наземь. Хорошо, не на мостовую – в траву. Скрючилась, закрывая лицо руками:

– Не бейте!

Отделалась легко – тремя пинками, а ведь могли и насмерть забить, запросто! А так – дьяк Ефимий лишь попинал со всей злобою, так и его почти сразу же оттащили, мол – воевода велел особо лазутчицу не тиранить, а пока бросить в башню.

Так и сделали. Потащили, бросили. Все туда ж, в Тайницкую, в подвал. Даже руки забыли связать – ну так из темницы-то каменной куда денешься? Впрочем, не такой уж и каменной…

Кажется, давешний Олаф говорил, будто здесь подземный ход где-то рядом имеется? Да что там – говорил, он же сам этим ходом сюда вот, в подвал, и пробрался. Эх, Олаф, Олаф… настоящий друг.

Узница сориентировалась быстро. Вот здесь вот она сидела, а вот оттуда услышала голос… во-он из того угла. Оттуда и появился Олаф. С ножом.

Бросившись в дальний угол темницы, Алексия, безжалостно ломая ногти, принялась расшатывать круглые осклизлые камни. Трудилась упорно, аж употела вся. Однако, ни усталости, ни боли девчонка сейчас не чувствовала, понимала, чем ей тут все грозит. Надо было выбраться и дать деру! И был шанс. И можно было им воспользоваться… Впрочем, не «можно», а «нужно»! Быстрей, быстрей…

Первым поддался самый маленький камень. Выпал, больно ударив Лексу по ноге. За ним девушка осторожно вытащила камень побольше – тяжелый, овальный. Дальше совсем уж хорошо дело пошло, хоть и камни оказались тяжелые. Вот уже и открылась земля, а за нею – провал, дыра черная! Тот самый потайной ход. Оттого, наверное, и башня – Тайницкая. Или Тайничная – кому как нравится.