Борис Громов - Терской фронт (сборник)

Нет, сначала было очень интересно, хоть и хлопотно и суетно. Довелось и над картой вместе с начальником разведки Бригады подполковником Бурляевым, Тюкаловым и его взводными посидеть, маршрут движения прокладывая. Один, но максимально удобный для движения – туда, и сразу несколько – обратно. Для чего, он и без объяснений понял, чай, не маленький. Обратная дорога по-всякому сложиться может. Не исключено, что придется на максимальной скорости рвать когти, отстреливаясь из всех стволов. Не лучший вариант развития событий, конечно, но и к нему нужно быть готовым. Мало того, что Володя на словах рассказал все, что помнил из рассказов Рыжего и видел в тех краях сам, так Тюкалов еще и на бумаге все это расписать велел во всех возможных подробностях. И про рельеф местности, и про состояние брошенных городов и поселков, и про мосты и переправы через реки, и о тамошних поселениях и кочевых бандах, ну, о которых знал хоть что-то. В общем, длинный отчет вышел, Володя и сам не ожидал, что столько вспомнит. Но тут, наверное, нужно Мишиному другу подполковнику Исмагилову спасибо сказать. Умеет мужик вопросы задавать – поневоле вспоминается что-то, о чем вроде позабыл давно.

Потом был процесс, как Тюкалов это обозвал: «постановки на вещевое довольствие». Ходок как-то даже и не ожидал от нанимателей такой щедрости: выдали ему и «горку», и «подвесную», и новенький рейдовый ранец, вместо его старенького, латаного-перелатаного рюкзака, и даже сапоги новые, хромовые. Когда Володя попытался поинтересоваться у выполнявшего в отряде наемников функции старшины Саши Шурупа, сколько он за все это должен, рыжий наемник только весело подмигнул и заговорщицким шепотом ответил:

– Не меньжуйся, парень, Родина уже все оплатила.

Потом были короткие сборы дома. Уложив все, что могло понадобиться в пути, в ранец и забив «подвесную», Володя еще раз строго-настрого предупредил Маришку, чтобы ни с кем и ни при каких обстоятельствах не говорила о том, куда и зачем уехал брат, оставил ей все полученные в качестве аванса деньги и отправился в Большую Ивановку. За сестренку он не переживал, полковник Лапшин лично пообещал, что за ней присмотрят, а понадобится – и помогут. А о том, что командир Бригады слов на ветер не бросает, – вся Иловля уже много лет знала.

Из расположения отряда наемников выехали поздней ночью и двинули в сторону Волгограда. Сначала почти крадучись – на пониженной и притушив светомаскировкой свет фар. Потом, часа через три-четыре, уже вполне ходко. В Волгограде переправились через Волгу на большом пароме и двинулись дальше – на юг, в сторону границы с Казахстаном. Но до нее немного не доехали. На довольно большой станции Аксарайская, что недалеко от Астрахани, их ждали. Машины и бронетранспортеры загнали на платформы, закрепили, притянув кусками витой, толстой многожильной стальной проволоки, и, установив над ними легкие каркасы из тонких металлических труб, плотно замотали получившиеся конструкции брезентом. Со стороны – поди разбери, что под ним. Под людей выделили вагон, внешне очень похожий на обыкновенный товарный, только с двухъярусными нарами внутри. На них – набитые комковатой ватой старые и не очень чистые матрасы, рядом аккуратно сложены несколько ящиков с армейским сухим пайком и стоят четыре сорокалитровых бидона с водой. В дальнем углу что-то вроде отгороженной от остального вагона будки. Туалет, скорее всего. Не успели наемники покидать на нары свои пожитки и оружие, как, громко пыхтя, посвистывая и отдуваясь струями белого пара, к составу подполз сильно облезший, некогда черный паровоз. Тюкалов его еще почему-то овцой обозвал, вернее – овечкой [196]. К удивлению Володи, стоявший рядом пожилой железнодорожник не только не обиделся, но и согласно кивнул. Чудно! Но обдумать странность Володе не дали, зычным голосом Михаил рявкнул: «В вагон!» – и наемники дружно потопали в теплушку. Тот самый, не обидевшийся на Тюкалова пожилой мужик в старой темно-синей форменной железнодорожной фуражке с перекрещенными молоточком и разводным ключом на кокарде задвинул снаружи дверь и загремел запорами. Потом состав лязгнул сцепками и неспешно пополз. Куда? Да бог его знает! Сквозь стены видно плохо, а открывать дверь Михаил запретил, как он сам сказал, из соображений секретности. Так и ехали в этой душегубке, обливаясь потом, почти сутки, пока командир не сменил гнев на милость. Мол, обитаемые места проехали, а в степи их вряд ли кто увидит. А если и увидит, то вряд ли что поймет, так что шпионов можно не опасаться. Хотя, возможно, он просто пожалел себя и остальных, потому как вагон все больше и больше напоминал хорошо протопленную сухую парную. В такой хорошо в свое удовольствие посидеть минуток десять-пятнадцать, а потом пойти в предбанник, завернуться в простыню и глотнуть холодного пивка или кваса, но вот находиться несколько часов кряду просто невозможно. И вот теперь Володя сидел в дверном проеме и наслаждался бьющим в грудь ветром.

Далеко впереди показалось кладбище. Похоже, скоро будет какой-нибудь поселок. Володя только улыбнулся, вспомнив, как нынешним утром он впервые увидел такое и решил, что это небольшой и очень опрятный городок, чем вызвал хохот Тюкалова. А потом, после Мишиных пояснений, долго недоумевал: зачем строить своим мертвым настоящие маленькие дворцы из белоснежного кирпича с красивыми сферическими куполами небесно-лазурного цвета и позолоченными шпилями, увенчанными полумесяцами? Самим же при этом жить во вросших в землю саманных хибарах с крытыми старым рубероидом крышами, а то и вовсе в округлых палатках из верблюжьих или лошадиных шкур. Нет, в Иловле и других поселках пограничья тоже использовали в строительстве саманный кирпич. Сам саман дешев и легок в изготовлении. Уже чем-чем, а с соломой, глиной и коровьим навозом проблем в сельскохозяйственном районе нет и быть не может. Дома из него получаются теплые, да и подновить их в случае необходимости – пара пустяков, даже ребенок управится. Но там эти дома все-таки строят большими и просторными, белят известью, кроют шифером или черепицей, наличники окон красят яркой голубой краской. А тут… Даже в тех селениях, что Володя видел в Пустошах, когда они с Рыжим ходили в сторону Самары, жилье выглядело не так убого… Ну, по большей части. А тут – совсем беда. В тех строениях, которые здешние под жилье используют, нормальный человек в Иловле скот держать постеснялся бы – соседи же засмеют. Но, что там старая поговорка про свой устав и чужой монастырь говорит? Во-о-от!!! Уж если нравится местным так жить – и ради бога. А у ходока главное правило – не конфликтовать на ровном месте с аборигенами, потому как это весьма плачевно может для него закончиться. Рыжий всегда учил, что для ходока самое важное – уметь договариваться с людьми, быть дипломатом. А с презрительным отношением к местным и их образу жизни дипломатических успехов не добиться, будь ты хоть трижды Талейраном. Кто это такой, Володя не знал, а у Рыжего спросить постеснялся, решив про себя, что, судя по всему, был этот самый Талейран каким-то на редкость шустрым и вертким малым.