Никита Аверин - Метро 2033. Крым. Последняя надежда (сборник)

Я попытался обнаружить в суматохе и толчее под стенами признаки командования, но не смог: если и можно было назвать вот это вот боевым порядком, то только в лихорадочном бреду! Мохнатые степные кони носились беспорядочно, всадники орали и размахивали холодным оружием разных эпох и стилей… точнее, кустарно изготовленными и кое-как заточенными кусками металла.

– Вот что, Лазарь, – сказал я, – сходи-ка ты узнай, что нам…

Договорить не успел: ударил набат, созывая всех листонош на защиту Цитадели. На самом деле, порядок действий на случай нападения был прописан в уставе, но кто же читает устав? Я точно не читал и не собираюсь – скучный он и монотонный, сразу засыпаешь, уткнувшись мордой в книгу.

Мы с Лазарем переглянулись, и я понял: он тоже с уставом не ознакомился.

Ну кому в голову может прийти напасть на Джанкой?!

Признаться, мне стало стыдно: сейчас все будут заниматься делом, а мы с Лазарем – мешаться и путаться под ногами. Хоть бы не навредить, раз уж помочь не можем.

На счастье, на наш участок стены поднялся один из листонош постарше и поопытнее, Конверт. Вообще я его не очень уважал, считая человеком сугубо военным и, признаюсь, туповатым – насколько это применимо к листоноше. По крайней мере, Конверт был до крайности прямолинейным, и чувство юмора у него отсутствовало.

Но сейчас именно такой руководитель нам с Лазарем и был нужен: голову даю на отсечение, Конверт устав не просто внимательно изучил, что называется, с карандашом, он его наизусть знает.

Так и оказалось.

К счастью, стояли мы там, где и должны были находиться «согласно боевому расписанию», как изящно выразился наш старший товарищ. Вдохновляющая речь от Конверта была коротка и исполнена ораторского величия. Привожу целиком, потому что восхищаюсь до сих пор: я так никогда не смогу.

– Так, щенки, – произнес Конверт и плюнул со стены вниз, на голову врагу, – ща начнется мочилово. Мы будем их бить, они – нас. Ваших задач три: не навернуться со стены, это раз, стрелять во все, что внизу, это два, не попасть под пулю, это три. Вопросы?

– Ясно – понятно! – хором отрапортовали мы и выпучили глаза.

Впрочем, стрельба и мочилово начались не сразу. Степняки по-прежнему гарцевали внизу, может быть, надеясь нас таким образом деморализовать. От нечего делать я укрылся за выступом и открыл дневник…

На этом запись обрывалась и продолжалась на следующей странице. Видно было, что рука Пошты дрожала, когда он писал:

Все было страшнее. Как… Ладно. Надо записать. Я должен это записать, выдавить из себя, избавиться от тошноты бессилия.

Все было страшнее, чем я представлял. Степняки пошли на штурм внезапно и неожиданно организовано. Признаться, я ничего не понимал, вообще не соображал, когда началась стрельба, и советы Конверта стали актуальными. Стратеги, может, что-то решали, а я палил во врагов и пытался не нарваться на пулю.

Краем глаза я все время видел Лазаря – друг был бледный и сосредоточенный; наверное, я и сам выглядел примерно так же.

А потом Лазарь внезапно пропал. Я в первые секунды не понял, что случилось, и тут Конверт заорал над ухом:

– Тащи его к врачу! Срочно тащи его к врачу!

Кого? Куда? Зачем? Конверт схватил меня за шкирку и дернул вниз, и тогда мой взгляд наткнулся на Лазаря. Друг… Мне тяжело писать об этом. Я прожил достаточно и многое повидал, я сам убивал, в конце концов.

Но Лазарь был моим другом.

Вот самое страшное: не «мой друг», а «БЫЛ моим другом».

По рубашке в районе живота расползалось кровавое пятно, и Лазарь зажимал его ладонями. Ранен в первой же стычке, на стене Цитадели – признаюсь, я почувствовал только досаду, даже страха не было – я не верил, что с Лазарем что-то может случиться. Подхватив друга под мышки, я перевалил его через плечо и, придерживая, побежал вниз, к лекарю.

Наш Лекарь – Антон Юрьевич. Нет. Нашим лекарем тогда БЫЛ Антон Юрьевич. Тоже – был…

Лазарь стонал слабо, и его кровь промочила мою рубаху. Ощущение теплого и жидкого… кажется, я никогда не смою эту кровь, она впиталась в мою кожу. Я уже не буду прежним. У Антона Юрьевича было много работы, раненых сносили со всех сторон. Уже пятеро наших друзей нуждались в лечении. К облегчению, я не увидел среди них Бандерольки, хотя боялся этого.

Кинув беглый взгляд на Лазаря, Антон Юрьевич тут же оставил пацаненка, которому бинтовал руку, поврежденную стрелой, и кинулся к моему другу.

Я понял, что дела совсем плохи: помощь оказывают в порядке поступления, если повреждения примерно одинаковые, а «без очереди» принимают только самых тяжелых. Конечно, я знаю основы первой помощи, умею накладывать жгуты и повязки, но наивная уверенность в бессмертии тех, кто нам симпатичен, не дала мне верно оценить состояние Лазаря.

– Помогай! – буркнул лекарь.

Вдвоем мы разрезали одежду на Лазаре и занялись его раной.

Входное отверстие от пули – небольшое. Она не прошла навылет, застряла во внутренностях… разорвав их. Попадая в тело, пуля не движется по прямой, она сминает, разрывает и деформирует ткани вокруг себя и изменяет траекторию полета на слабо предсказуемую.

Лазарю не повезло.

– В операционную, – пробормотал Антон Юрьевич, – его нужно шить.

Наша фельдшер Марка, занимавшаяся до того перевязками, все поняла.

– Без меня справитесь? Я останусь здесь, тем более, – она прислушалась, – кажется, все заканчивается.

Стрельба и правда стихла, слышался уже не слаженный грохот выстрелов, а отдельные хлопки.

Мы с Антоном Юрьевичем взяли носилки, погрузили на них Лазаря и бегом кинулись к операционному блоку. Мы правда спешили. Я никогда себе не прощу, но, похоже, не в нашей скорости было дело.

Когда мы подошли к двери, заметили, что Лазарь уже не стонет.

Когда мы выгрузили его на операционный стол, он перестал дышать.

Дальше я помню смутно. Когда Антон Юрьевич дал мне стакан воды, я… откусил край стакана. Больше всего я жалею, что не держал друга за руку в его последние секунды.

Приступ мы отбили. И все, кроме Лазаря, в тот день остались живы.

Степняки скрылись.

Исторически сложилось, что своих погибших товарищей клан Листонош хоронил за стенами Цитадели. В первые месяцы строительства крепости редкий день обходился без жертв. Нападение мародеров, радиация и отравленная еда косили людей десятками. А тогда каждый метр внутри Цитадели был на счету. Поэтому и хоронили своих сперва в общих могилах неподалеку от Джанкоя, а затем и по отдельности, когда смерти стали почти столь же редким явлением, как и до Катастрофы. Теперь там целое кладбище, огражденное невысоким тыном.