Юрий Корчевский - Вещий. Разведка боем

И велел князь бросить Илью Муромца в темницу и казнить наутро.

Тем временем пришла в Киев искать своего любимого Авдотьюшка и узнала весть горестную, что ее любимый Илюшенька в порубе сидит, казни дожидаючись. Закручинилась девушка, не зная, как из беды Илью выручить, да появился жрец Велесов, волхв Курьян.

Взломал Илья узилище, проник в сокровищницу княжескую, вынес голову бычью златую. И молвил волхв, что Авдотья рабой, прислужницей Велесовой станет.

Не стерпел Илья, мечом разрубил золотую голову бычью. Волхв исчез, Авдотьюшка потеряла красоту: стан ее сгорбился, лицо покрылось морщинами, волосы стали седыми. Одним словом – превратилась в старуху. А Илья потерял силу богатырскую и обезножел – даже шага сам сделать не мог.

Так и не суждено им было прожить в любви и согласии. Илья закончил свои дни в монастыре Киевском и похоронен в пещерах подземных.

Вот такая история любви великой, Лена. Во имя женщины совершал Илья свои подвиги. А то, что скоморохи да былинники в трактирах поют – неправда, вернее – часть правды.

Я закончил рассказ, наступила тишина. Лена переваривала услышанное, потом заплакала навзрыд.

– Ты чего, Лена? – Я погладил ее по вздрагивающему плечу.

– Какая любовь… Жалко их… Я и не знала. Расскажи еще.

– Поздно уже, Лен, устал я, спать хочу.

– Завтра расскажешь?

– Конечно. – Я поцеловал ее и почти сразу уснул.

А дня через три на базаре я услышал от лавочников о чудесном явлении ангела, об освобождении пленных. В пересказах мои приключения обросли невероятными подробностями – вокруг головы ангела сиял нимб и чувствовалось благоухание, а раны ратников и полоняников необъяснимым образом зажили.

Я охал и ахал, слушая россказни, посмеиваясь в душе. Но на следующий день весь город уже гудел, в каждом доме только и обсуждалось невиданное доселе чудо. На место явления чуда уже собиралась отправиться группа паломников. О сожженном воеводе никто не вспоминал добрым словом – все говорили о каре небесной.

Дома Ленка мечтательно проговорила:

– Вот бы хоть одним глазком посмотреть на ангела.

Я чуть не поперхнулся за столом. Ни фига себе – заварил я кашу.

В церкви усилился приток желающих помолиться и сделать пожертвования – ничто так не укрепляет веру, как свидетели чуда. Мне кажется, в дальнейшем не стоит вторгаться в эту деликатную сферу, как бы себе хуже не сделать. Освободил пленных – может быть, и Божьим промыслом, – и хватит. Не то Отец Небесный покарать может все-таки – все мои способности и странности исчезнут, чего бы мне вовсе не хотелось.

А вообще интересно жить в другое время – жизнь насыщеннее, ярче и опасней. Никаких мирных забав вроде дайвинга или виндсерфинга не надо, адреналина в крови и так хватает.

Размеренная жизнь продолжалась недолго. В один из дней к моему двору подскакал на взмыленной лошади Иван Крякутной. Я находился во дворе.

– Ой, Юра, беда! – даже не поздоровавшись, выпалил купец. На всегда выдержанного Ивана это было не похоже. Наверное, и впрямь беда.

– Что стряслось?

– Жену, Лукерью, возком сбило – только что домой люди принесли. Что делать?

– Скорее к ней!

Я запрыгнул на лошадь и уселся за ним, и мы с места сорвались в галоп. Лошадь Иван не щадил. Я боялся, что мы или сами кого-нибудь зашибем, или на повороте лошадь поскользнется и нас самих впечатает в близкие стены домов. Слава богу, обошлось.

У ворот Иван бросил поводья слуге, и мы побежали в дом. Я снова поразился – никогда не видел купца бегающим.

Лукерья лежала в трапезной, на лавке. Лицо бледное, с бисеринками пота на лбу. Левая нога неестественно вывернута в голеностопе. Вокруг бестолково суетились слуги.

– Всем выйти! – скомандовал я.

Слуги опрометью бросились из комнаты. Купец стоял столбом.

– Иван, тебя это тоже касается.

Купец нехотя вышел из комнаты.

Лукерья тихонько постанывала.

Я осторожно ощупал пострадавшую. На правой половине спины – разрыв кожи и кровотечение, брюхо вроде спокойное, вывих голеностопного сустава. Пока все не так уж и плохо. Кровит не сильно, подождет. А вот если сустав не вправить сейчас, то потом это сделать будет сложнее.

– Луша, сейчас немного больно будет.

И не успела купчиха кивнуть, как я резко, с поворотом, дернул стопу. Щелкнуло, и стопа встала на место. Купчиха заорала, в комнату ворвался Иван.

– Иван, прошу – выйди.

Купец молча вышел, на скулах играли желваки, видно, переживал.

Теперь надо заняться раной. Я стянул с купчихи разорванную кофту. Разрыв кожи, длинный, но не глубокий. На столе стоял кувшин. Я взял его и понюхал – так и есть, вино. Обильно полил на рану, промывая ее. Еще не хватало заражения. По-хорошему, рану надо зашивать, только где взять инструменты?

Я кликнул Ивана, попросил принести любую иглу и нитки. Через несколько минут слуга принес иголку и нить. Я налил вина в чашку, подождал немного, чтобы продезинфицировать, и начал шить. Купчиха постанывала от боли, но крепилась. Нет, раны в прежней своей жизни я видел и лечил, но без практически никакого инструмента?

– Больно ли?

– Терпимо.

Купчиха успокоилась и смотрела на меня с удивлением.

– Попробуй пошевелить ногой.

Лукерья сначала несмело пошевелила ногой:

– Двигается!

Купчиха опасливо спустила ноги с лавки, села.

– Вот только ходить тебе несколько дней нельзя.

Лукерья вдруг застеснялась – ведь она была почти голая, только в юбке. Аппетитные груди при каждом движении тяжело колыхались. Славно, что лифчики придумают позже.

Купчиха прикрыла груди руками, позвала:

– Иван!

Купец явился сей миг – наверное, стоял за дверью. Увидев Лукерью сидящей, он остолбенел. Как же так? Только что он сам видел, как нога была вывернута в сторону, из раны лилась кровь, купчиха стонала от боли, и вот – на тебе: сидит. От растерянности или чего другого Иван наконец рявкнул:

– Чего растелешилась? Одежда где?

Лукерья показала на кофточку:

– Теперь ее только выкинуть.

Купец подошел к жене, наклонился, осмотрел, а затем и ощупал ногу. Покачав головой, поднялся, осмотрел спину. Нигде не кровит.

Лукерья прислушалась к своим ощущениям:

– Болит терпимо.

Иван сорвал с головы картуз и бросил его на пол. От неожиданности мы с купчихой аж подскочили.

– Ничего не понимаю. Своими же глазами видел… Нога вывернутая была. Как ее люди принесли, я уж думал – калекой хромоногой будет, ежели выживет! – И вдруг заорал: – На колени!

Я оторопел: чего это он?

Но Иван и Лукерья бухнулись передо мной на колени, поклонились. Мне стало неловко – не князь я или боярин какой, чего уж так-то.

– Поднимись, Иван. А ты, Лукерья, ногу побереги – чего ж на колени грохаться? Не икона, чай, в церкви.