Артем Мичурин - Полведра студёной крови

Первым их услышал Красавчик, промчавшийся впереди меня поперёк дороги с одной обочины на другую. Я встрепенулся, натянул поводья и прислушался. Сзади, где-то за поворотом, тарахтели два или три движка, лишённые глушаков. По нынешним временам – целое состояние на колесах, и явно его обладатели – те самые ребята из Солей, хотя и едут со стороны Березников. Я не стал соревноваться в скорости с мотоциклами. Верхом на кляче да по дороге от них не уйти, а вот по лесу – совсем другое дело. Даже если соликамские заметят цепочку следов и начнут преследование, легко оторвусь. Я направил савраску в тайгу, левее того места, куда скрылся Красавчик. Как я и думал, мотоциклисты остановились там, где мы свернули с тракта. Они ехали на четырёх машинах: двух обычных мотоциклах, трёхколёсном и квадроцикле. В оптику своего «ВСС» я хорошо рассмотрел черепа на чёрных теплых платках, укрывающих головы ездоков. Порулив между стволами до первого поваленного дерева, которое на кобыле я с лёгкостью перескочил, мои преследователи остановились и дали длинную очередь из автомата. Чуть в стороне упало несколько срезанных пулями еловых веток.

Идиоты! У них там, в Соликамске, что, действующий патронный завод?

Я не стал искушать судьбу и углубился в тайгу. Чем дальше в лес, тем толще бурелом. Объезжая очередное нагромождение сухих лиственниц, почувствовал, что заблудился. Значит, надо выбираться обратно по своим же следам. Я не спешил. Нужно дать время свалить этим любителям быстрой езды и пострелушек. Ну вот – на тракте ни единой души. Я свистнул Красавчика, и мы продолжили путь.

По моим расчётам, первые строения Соликамска должны были нарисоваться в прицеле моей винтовки уже через полчаса, и лучше, если это будет происходить не посреди открытого всем ветрам тракта, а где-нибудь на опушке. Значит, пора забирать вправо и дальше двигаться лесом, насколько это возможно. Так будет дольше, зато без проблем.

Слева тайга заканчивалась, и шоссе сходилось с железнодорожной насыпью, а потом начинались маленькие соляные заводики, построенные на отмелях Камы. Нам же нужно было выйти к городу с противоположной реке и железке стороны. Пришлось сделать приличный крюк. Благо дальше в тайге ели и лиственницы уступили место соснам, лес стал чище. Это радовало, поскольку передвигаться мы стали в два раза быстрее. А вот что расстроило, так это невесть откуда взявшаяся железная дорога. По карте здесь её просто не должно было быть. Но вот она: и насыпь, и рельсы, и ржавые ангары. Ещё одним сюрпризом стали быстро сгущавшиеся сумерки. Дни на северном Урале в октябре уже довольно короткие, но не настолько же.

Я посмотрел на часы.

Ебать! Полшестого! Пару часов назад рассвело – ведь светает тут в десять. Где пять с лишним часов, мать вашу?!

Я двинулся вдоль ангаров, свернул к вымерзшим пятиэтажкам и к своему удивлению обнаружил, что еду по улице Березников, ведущей к бывшему автовокзалу, только в обратном направлении.

Как так? Я точно помню, что от соликамских съехал на левую обочину, потом вернулся и двинулся дальше. Сам этот сраный тракт нигде не пересекал. Потом уже, как и было задумано, ушёл вправо от дороги, чтобы заехать в Соликамск со стороны улицы Сибирская. А получается, что вернулся-то я от погони уже с правой обочины и свернул не в ту сторону. Даже Красавчик сейчас и тот, наверное, ржёт надо мной в кустах, если умеет это делать. Херня какая-то. И со временем тоже. Был бы верующим, перекрестился. Но Бог нам не в помощь. Справимся сами. Придётся повторить всё сначала.

На этот раз я решил сворачивать только в самом крайнем случае, но по пути в Соликамск нам больше никто не попался. Не рискует, видать, народ шариться по тракту в тёмное время суток. Оно и к лучшему.

К восьми вечера редеющая тайга наконец уступила место окраинам Солей. Я, дабы лишний раз не светиться, оставил кобылу привязанной на лесной опушке, определил Красавчику ареал его временного обитания и, преисполненный энтузиазмом от предстоящей встречи, вошёл в город.

Соликамск внешне от Березников отличался мало. Та же промзона и «частный сектор» на окраинах. Те же типовые многоквартирные коробки в центре, по большей части нежилые или использующиеся не выше второго этажа. Единственное, что бросалось в глаза по сравнению с южным собратом, – обилие надписей на латинице. Поначалу я решил, что сия странность объясняется полной деградацией соликамцев, утративших способность расставлять буквы в верном порядке и писать «Я» лапкой налево. Но вскоре, увидев вывеску «Shop», понял, что этот ребус мне не разгадать, как тут ни верти, и корень проблемы не в деградации. Ну, по крайней мере, не в ней одной.

Мотоциклистов, с которыми у меня чётко ассоциировался Соликамск, я на улицах не встретил. Банда с тарахтящими железяками промеж ног составляла далеко не всё население города, как можно было подумать из россказней березниковцев. Так что отсутствие под моей жопой колёсной техники вовсе не выдавало меня с головой. Однако встречные аборигены, обряженные по большей части в изделия из здешних зверьков, нет-нет да и косились на меня с подозрением, задерживая взгляд на разгрузке поверх плаща, из чего я сделал вывод, что негоже смущать местных вызывающим нарядом.

После недолгого наблюдения я остановил свой выбор на дедке примерно моих габаритов, что тянул гружённые дровами салазки по тихому проулку.

– Уважаемый, – окликнул я его.

Дед обернулся и осел с кинжалом, загнанным по гарду чуть выше кадыка.

Я ухватил его под руки и оттащил к кустам, где стянул с конвульсирующего тела мешковатый заячий тулуп и вынул кинжал из горла, позволяя остывающей крови залить дедовскую рубаху.

Ну вот, теперь меня от соликамца не отличить, будто тут и родился, – я поднял с земли воняющую по́том шапку-ушанку и пристроил на голову для полноты образа.

Когда бородатый нищеброд в потасканном тулупе перешагнул порог питейного заведения с ебанутым в местном духе названием «Salvatore’s Bar», никто даже глазом не повёл.

Беглое изучение немногочисленных посетителей желаемого результата не принесло, и я решил обратиться к сведущему человеку.

Уж не знаю, как так выходит, но самые сведущие люди в любом городе, какой ни возьми, всегда находятся за барной стойкой. Иногда мне кажется, что они и народ-то поят не ради барышей, а исключительно с целью сбора информации. Откровенно говоря, я их побаиваюсь. Вот стоишь перед таким кабацким оракулом и чуешь, как он тебя срисовывает. Вроде и смотрит в сторону, своими делами занят, а всё сечёт, паскуда, всё запоминает.

– Что налить? – бросил через плечо упитанный мужик в фартуке поверх красной рубахи с закатанными рукавами, протирающий бокал.