Артем Мичурин - Полведра студёной крови

– Сука…

Проинспектировав бесхозное жилище на предмет съестного, мы разжились половиной свежей тушки зайца, предположительно чистыми мешками мяса и гороха, тремя десятками дробовых патронов двенадцатого калибра, плюс к тем восьми, что достались нам по договору, и крепкими салазками для транспортировки экспроприированного добра. Правда, вяленое мясо на вкус оказалось не лучше говна, так что тягать целый мешок этих неудобоваримых останков неизвестного происхождения мы не стали, ограничившись небольшим кульком на самый голодный день.

Около получаса ушло на то, чтобы отговорить Ткача от идеи остаться здесь навсегда. Не помогали ни аргументы про отсутствие баб, ни убеждения в бесперспективности автономного существования без навыков охоты и огородничества. Только напоминания об ошивающихся поблизости менквах и неумении плести корзины возымели эффект, и мы наконец-то покинули «гостеприимный» дом.

Человеку, впервые попавшему в тайгу зимой, может показаться, что она полностью необитаема. Но это только первое впечатление. Проходя по краю вымерзшего до дна болота, можно заметить на покрытых инеем берёзах угольно-чёрные точки косачей, если, конечно, тебе не отбили глаза в пьяной драке или ты не Алексей Ткачёв. Всю ночь эти аппетитные птички проводят под снегом, и лишь утром голод выгоняет их на мороз. В этом мы от них мало отличаемся. Разве что мёрзнуть нас заставляет желание прожить всю оставшуюся жизнь в тепле и сытости, и чтобы для этого больше ничего не надо было делать. Этакое авансирование в беспечную старость.

Нажравшись почек и серёжек, тетерева снова, сложив крылья, бросаются с дерева в рыхлый сугроб. Облюбовав место, делают под снегом лунку и садятся на всю ночь. Имея такое чутьё на эти мешки с кровью, как у Красавчика, можно не беспокоиться о пропитании. Но дело в том, что конкурентов у любителей подснежных куриц тут тоже немало. Не говоря о том, что сами мы уже не раз и не два становились предметом охоты.

Если быть внимательным и не щёлкать ебалом, то вовремя замеченные следы на снегу расскажут о жизнедеятельности многих четвероногих обитателей этих мест. Вот тонкая цепочка следов горностая ведёт к старому полуистлевшему стволу кедра, под которым этот зверёк ищет норку полёвки; вот петляющий след зайца пересекается с чётким следом лисицы. Хитрожопая рыжая тварь хорошо разбирается в заячьих петлях, и тут Красавчику, похоже, уже ловить нечего. Но вот между соснами по снегу будто ступал кто-то, обутый в чайные блюдца. Широкий шаг, твёрдая поступь… Что-то хищное. Скорее всего рысь. След лося вообще сложно с чем-то перепутать. Его, так же как росомаху, соболя, северного оленя, природа наградила широкими лапами, позволяющими им не проваливаться и быстро передвигаться по рыхлому снегу в лесу. Ну а у нас для этого есть лыжи, что несут вот уже которую неделю по заснеженной тайге к такой далёкой горной гряде, хранящей в себе либо несметные богатства, либо лютую смерть.

Сосны, сопки, балки, крутые берега покрытых уже толстым льдом рек. Холмистые пейзажи постепенно уступают место гористым, но это ещё даже не предгорья. Хотя всё больше встречается присыпанных снегом камней, иногда выстраивающихся в целые гряды. Идти от этого становится труднее, но хоть немного веселее. Однообразие этой глухомани с её бесконечной чередой стройных сосновых стволов и белым полотном под ногами утомляет человеческий глаз. Тем более глаз городского жителя. Бесконечное желание согреться и что-нибудь съесть высушило меня, превратив в одну сплошную натянутую жилу. Последняя ночёвка была «холодной». Мы просто не нашли места, где можно было бы развести костёр. Ещё одной такой ночи мой организм может и не вынести. Грызть мёрзлую галету или кусок вяленого мяса, укрываясь при этом от ветра за толстым стволом лиственницы, каждый божий день он не согласен и об этом уже подаёт недвусмысленные сигналы своему владельцу.

Верхняя Косьва. На посёлок мы вышли к ночи. Поэтому порадоваться увиденным впервые за несколько недель правильным геометрическим очертаниям рукотворных жилищ homo sapiens в темноте Алексею не довелось. Он едва не втемяшился в стену сослепу.

Из всех домов хоть что-то, обладающее крышей, нашли лишь на дальней окраине посёлка. Да и та перекрывала хату только наполовину. Зато вторая обрушившаяся часть образовала нечто вроде шалаша, надёжно укрывавшего обитателей от ветра. Тут мы и разожгли костёр.

– Красота. Теперь можно и умереть. – Ткач облизал ложку, сложил её и, убрав мультитул в разгрузку, откинулся на спинку скелета кресла, найденного в развалинах соседнего дома.

– Две жирные кроличьи тушки – не повод к самоубийству, как мне кажется. – Я кинул обсосанную косточку в угол и уставился на напарника. – Вот у меня на свою жизнь другие планы.

– Какие?

– Какие планы могут быть у человека, ухватившего удачу за яйца? Начну спускать всё, чем мы разживёмся под Камнем. Закуплюсь обещанным тобой герычем – и вперёд.

– Не хочешь, не говори. Тем более что мне похуй.

– Значит, интересно?

– Раз уж начал, валяй.

– Сначала ты. Колись, на что планируешь потратить навар за нашу добычу?

Ткач закряхтел и оглянулся, будто хотел попросить у кого-то помощи в ответе на столь нелёгкий вопрос. Но из темноты подсказывать не собирались. Лишь ветер рванул остатки драни на рухнувшей крыше.

– Я… я… я не думал об этом.

– Ка-а-ак? Ты сам говорил, что поставил на карту всё, вложился последним, что-то ещё про свою банду, почившую в бозе, нёс, а в итоге ты даже не можешь ответить, ради чего было проёбано это всё? Я с тебя хуею, Алексей!

– Погоди ржать-то, – насупился Ткач. Могу поклясться, что он даже покраснел. Хотя пляшущие на его лице отблески костра не позволяли настаивать на этом. – Я привык решать проблемы по мере их поступления и не забивать голову лишним. Сначала надо бы подумать, как заполучить эти богатства, потом, как превратить их в звонкую монету и не склеить при этом ласты. А уж потом я бы придумал, на что потратить всё это.

– Хм. До чего интересно. Мотовство и геморрой, по-твоему, одного поля ягоды. Обращать удовольствие в проблему – это твой конёк, как я заметил. Возьмём хотя бы выпивку. Этот приятственный процесс, Алексей, ты умудрился превратить в болезнь. А в тот момент, когда под тобой кричит баба, ты, конечно же, думаешь, что делать, если подцепил от неё трипак?

– Иди нахуй! – Ткач махнул рукой и принялся укладываться возле костра. Там он полежал немного, потом не выдержал гнёта тяжёлых мыслей и вскочил. – А вот ты, ты на что потратишь бабло?

– Во-первых, – я загнул мизинец и мечтательно уставился на кирпичную стену, где кривлялись причудливые тени, – я куплю себе трёхэтажный бордель. Баб много не бывает, а я их люблю. И вообще надоело шляться по чужим углам. Представляешь, семь-восемь тёлок мылят всего тебя с ног до головы пахучей пеной, а ещё одна разливает вино по бокалам. И всё это – твоё.