Олег Дивов - Красная машина, черный пистолет

– Не пищим. Выбросил.

– Ну и хорошо. – Он садится в кресло. – А выпить есть на борту?

– Какая выпивка на борту?

– А у тебя, парень?

Ишь ты, как в старые добрые времена позвал.

– У меня есть одиннадцать патронов, – говорю. – Могу намешать тебе пороху в газировку. Вставит – мало не покажется.

– Хватит и одного, – бурчит Борисыч. – В лоб. Тоже мало не покажется.

– Ты не казнись, полковник. Ты кайся во грехах своих.

– А ты? – заявляет он агрессивно.

– Что – я?

– Что ты говорил про ту девчонку?

– Да я пошутил!

– Чем докажешь?

– Ну, старик, ты меня довел. Вот это было совсем лишнее. Давай тогда по-взрослому разговаривать. Тебе что-нибудь говорит такой код: виктория шесть пять ноль?

Борисыч хлопает глазами и задирает брови. А потом сует мне лапу:

– С возвращением, майор.

– Извини, не пожму руку предателю, даже если он мой старый друг.

Старый друг на всякий случай пропускает это заявление мимо ушей.

– Это как все понимать? – спрашивает Дана осторожно.

– Его изгнание было подстроено, – объясняет Борисыч. – Никто Алекса из корпорации не увольнял. Кстати, было много шуму, но все поняли, что это только дымовая завеса. Какой они придумали настоящий повод? Для узкого круга?

– Я спал с женой первого вице-президента. Меня попросили больше этого не делать, а я не внял. У нас, понимаешь, с ней серьезно.

Дана прыскает в кулак. Мол, а я что говорила.

– Не верь, Даночка, это именно повод. И твой покорный слуга видел эту даму один раз издали. Вовсе не я, а первый вице напрашивался на увольнение, вот его и решили примерно наказать. Проверить на лояльность родной корпорации. У них там наверху очень жестокие игры.

– И он согласился?

– Как миленький.

– Вот скотина… Но ты-то каков актер! Я была уверена, что везу бедного-несчастного беглеца…

– Но я был действительно бедный и несчастный… Ладно, полковник, говори, чем тебя прижали наши конкуренты. Тебя не так-то легко прижать. Я все понимаю и поэтому внимательно слушаю. Хотя был огромный соблазн натравить на тебя бедного мальчика.

Борисыч упирается взглядом в столешницу и сухо цедит:

– У них мои дети.

Дана сжимается в комок.

Ну, одной проблемой меньше. Теперь даже если ты признаешься в поедании еврейских младенцев на завтрак, она тебя простит.

– Их успели эвакуировать на ту сторону. Ты же знаешь, там ничего не осталось от дома, все в кашу, я был уверен, что они погибли вместе с матерью…

– Я знаю. Им сейчас… Мальчику девять, а девочке тринадцать? Да они тебя не вспомнят.

Он поднимает глаза и смотрит так, что я верю каждому слову.

– Вспомнили! – шепотом кричит он. – Я их видел. Вспомнили! Я обещал, что мы будем вместе, они ждут, они хотят ко мне…

– Уверен, что их тебе отдадут?

– Уже отдали. Я ведь тоже не совсем дурак. Они на марсианском рейсе, гражданский лайнер, никакой охраны, нам просто надо подойти и забрать их, в запасе еще неделя.

– Ну да, а капитану теперь скажут – не тормози ни под каким видом. Ты же провалил задание, мы выкинули отражатель.

– Вот это не беспокойся, – вступает Дана. – Возьмем на абордаж и ограбим. Не впервой, поверь специалисту. Пистолеты только мне отдай.

– Армейские?

– Да не стану я стрелять. Что я, сумасшедшая? Но капитану лайнера это знать не обязательно. Добрее будет, когда увидит.

– Черт с вами, – говорю. – Вам, наверное, виднее. И куда потом?

– В нейтральную зону, как можно дальше. Дана…

– Я придумаю, – говорит она. – Есть много хороших мест. Ну, неплохих.

– Мне поставить штаб-квартиру в известность, что тебе в связи с вынужденной засветкой нужен длительный отпуск?

Она не успевает ответить.

– Тебе бы тоже не помешал, – говорит Борисыч. – Мы проиграли, Алекс. Год назад конкуренты нашли ошибку в расчетах и довели гипердрайв до уровня прототипа. Еще год, максимум два – и полетят. Прямо к нам.

У меня звенит в ушах, как после стрельбы в трюме. Болезненно.

– Этот луч, которым нас щупали, – побочный эффект разработки. Понимаешь, Алекс, дети… Детьми они меня добили. Начали они с гипердрайва. Нам конец. Впереди новая война, в которой мы заведомо проигрываем…

Я не говорю ему, я хриплю почему-то:

– Гипердрайв – наш. Мы лучше знаем, чего от него ждать. Мы будем счтать быстрее и строить тоже быстрее. А еще мы купим у землян все, что они смогут продать. Если потребуется, я вернусь туда. Не представляю как, но вернусь. И мне будет очень не хватать тебя, Борисборисыч. Давай сейчас все забудем. Никто ничего не узнает. Мы все сделали как надо, только потеряли Тима. Забирай детей, отправляй их с Даной на нейтралку, а сам возвращайся. Разработаешь новый план. Если нас не отпустят – пошлем толковых молодых ребят…

– Ох, несет тебя, Алекс… – тянет Борисыч. – Ты как-то упустил из виду, что мы забрали в институте фальшивки. Мне казалось, ты уже понял…

– Не повезло, – твержу я упрямо. – Противник не дурак, ждал нас. Зайдем на тему по-другому. Придумаем как. Пусть разведка голову ломает. Только помоги.

– Вкупе с тем, что я вытащил детей, фальшивая инфа меня убьет. Это не провал операции, а очевидное предательство. Очевиднее некуда. Расстреляют.

– И будут правы, – говорю. – Какая же ты дрянь, полковник! Что же ты натворил? Что же ты наделал? Проклятье, что ты наделал…

– Уходи с нами, Алекс. Тебе дома тоже жизни не будет, извини. Тебя минимум на год загонят в резерв и будут проверять. Насчет Тима ты отболтаешься, уверен, но… Работать не дадут.

Я уже не сижу – лежу, уронил руки на стол, лицом в них уткнулся.

Мы не проиграли. Это не конец.

Как же я вас всех ненавижу, сволочи!

– Дана, что скажешь?

Она виновато разводит руками:

– Мне не внедриться к землянам второй раз. Была бы мужчиной… Женщина слишком заметна. Я больше ничем не могу помочь, Алекс.

Еще утром я был относительно живой, а сейчас в два раза более мертвый, чем когда-либо. Никого не осталось, ничего не осталось. Меня все бросили.

Безумная мысль: та девчонка. Найти ее теоретически можно. Обработать как следует, наверное, сумею. Что мне это даст? Ничего, кроме женщины, которую я обманул. Ничего. Будь реалистом, Алекс, шансов на Земле у тебя ноль. Даже с фальшивой мордой не продержишься ты там больше месяца. Ты не шпион и никогда им не был, тебя забросили только ради твоих способностей налаживать контакт с людьми. А сам по себе ты спекся. Кончился. Убил тебя этот бесконечно длинный день. Ухлопал.

Но мы не проиграли. Должен быть выход.

– Ладно, – говорю. – Спать пойду.

Двое суток я лежу в каюте, баюкая на груди свой красивый черный пистолет. В трюме грустит красная машина Маша, иногда мне кажется, я чувствую, как она меня зовет.

Сунулся Борисыч, я сказал, что застрелю, он поверил и исчез. Иногда заходила Дана, говорила какие-то добрые утешительные слова, я толком не слышал. Потом она постучалась: заходим на орбиту, будем садиться, иди в рубку.