Никита Аверин - Метро 2033. Крым-2. Остров Головорезов

«Стоп, – подумала Бандеролька, – это как с феодосийскими котами, не мои мысли, просто эмоции от нудежа. Что ж за болтушки такие?»

– В шкуродер, – скомандовал Иванов и принялся протискиваться в дырку в стене.

Бандерольку передернуло. Каменная кишка была очень и очень узкой – верткий Иванов туда пролезал, а вот Телеграфу могло прийтись туго. Пока она размышляла, Телеграф схватил ее за шкирку, встряхнул и прорычал еле слышно:

– Ты – следующая.

– Вперед! – донеслось из дырки. – Здесь по прямой, не бойтесь.

Пришлось послушаться. Бандеролька загасила свечу – все равно не удержишь, и нырнула в шкуродер.

Стало очень тесно и очень страшно.

Камень сдавил Бандерольку со всех сторон: здесь приходилось ползти по-пластунски, цепляясь коленями и локтями и рискуя приложиться макушкой о потолок. Дыхание стало громким, и, кажется, воздуха стало меньше. Впереди мерцал огонек: это Иванов, выбравшись, подсвечивал путь, чтобы ползущие следом не пугались. Заблудиться было нереально: прямой коридорчик, недлинный, метров в пятнадцать-двадцать.

Но хоть голоса болтушек заглохли.

Бандеролька, однако, не могла заставить себя пошевелиться. Будто уже съели и переваривают, будто лежишь в могиле, и жизнь закончена.

Мигал фонарик.

Она приказала себе ползти: пусть руки и ноги как чужие, пусть каждое движение дается через силу, надо вперед. Обязательно надо. Глупо получится, если сейчас Телеграф начнет подталкивать в задницу.

Бандеролька заработала конечностями, пребольно царапнулась животом о выступ и вывалилась из шкуродера в небольшой зал, где сидел Иванов и ждал ее.

Тут же вернулся звук болтушек.

Кажется, он стал даже ближе.

Телеграф пролез шустро, Бандерольке показалось, что гораздо быстрее ее. Высунулся по пояс из норы, прислушался. Видно было – его разрывает, так хочется что-то сказать, но пока что стоило поддерживать реноме. Бандеролька отрицательно покачала головой. Телеграф нахмурился, выпростал руки и повторил жест, будто его кто-то душит.

– Длинный Рубль хочет что-то сказать, – заметил Иванов.

– Папа, ты слышишь болтушек? – осведомилась Бандеролька.

Телеграф энергично закивал.

К бубнежу, уже вполне различимому – понятно было, что это слова, но разобрать удавалось лишь отдельные: «в наше время», «неблагодарные», «при Сталине» – прибавилось энергичное шарканье. Бандеролька прям видела стоптанные тапки, шелестящие по камням. Тяжело, наверное, дряхлой бабке карабкаться по завалам.

– Что делать будем? – спросила Бандеролька.

– Вы хорошо бегаете?

– Неплохо.

Телеграф уже выбрался наружу и теперь сосредоточенно отряхивался. Всем видом он демонстрировал, что маскировка его задолбала, и он с удовольствием бы принял командование.

– Тогда надо драпать, – обрисовал стратегию Иванов.

Бандерольке вспомнился древний анекдот: пришли белки к мудрой сове и стали жаловаться, что их все обижают; мудрая сова посоветовала белкам стать ежиками. Когда белки спросили: «Сова, но как нам это сделать?!», она ответила: «Я стратег, а не тактик». Вот и Иванов – стратег, а не тактик.

– Куда – драпать?

Белобрысый пожал плечами.

– Не знаю. Мне казалось, мы выберемся в другой штрек по шкуродеру. Но оказались ближе, а не дальше.

– Так что, обратно?

– В системе нельзя возвращаться тем же путем, она этого не любит.

Телеграфа прорвало:

– Ты во все приметы веришь, моль подземная?!

От неожиданности Иванов растерялся. Бандеролька шикнула на листоношу – бесполезно, его было уже не остановить.

– Ты вообще соображаешь? Ты ходы хоть знаешь?

– Каждый сталкер знает ходы, – надулся Иванов.

– Сталкер? – переспросила Бандеролька, тщательно выговорив незнакомое слово.

– Мы так себя называем. Атаманша Пеева говорит, что сталкеры – древний мудрый народ, скрывавшийся от взглядов обывателей и воевавший с мутантами. А тебе, Длинный Рубль, смотрю, на пользу пошел пещерный воздух.

– С перепугу вылечился, – подтвердил Телеграф. – Давай быстрее соображай, вынь голову из задницы: куда эти кошелки-балаболки не суются?

– В Штреки смерти не заходят, в центральные ходы и в жилую зону тоже.

– А мы где?

– Не знаю. Системник водит, Черный спелеолог. Заплутал я немного. Сейчас сориентируюсь.

– Так. Нафиг. – Телеграф заметался по залу в поисках выхода.

Бандеролька затеплила свечу. При быстром передвижении зеркалка была практически бесполезна, но сейчас выручала: зал стал виден. Из него вели два хода и все – через завалы. Левее или правее? Потолок весь в трещинах, кажется, вот-вот рухнет, под ногами – плотная рыжая глина. Наверное, здесь было подтопление.

– Главное – спокойствие, – сказала Бандеролька и не узнала собственный голос, такой внезапно рассудительный. – Ну что нам сделает одна-единственная бабка?

– Была у меня теща, – поведал Телеграф, окончательно выйдя из образа папочки-торговца, – скажу тебе, та еще змея. Тоже – одна-единственная бабка. А хуже ядерной войны по разрушительному эффекту.

– Люди. – Иванов аж рот открыл от удивления, – вы кто?!

– Торговцы, – мрачно ответила Бандеролька. – Юань… тьфу, Рубль и Гривна. Давай не спрашивать, а ноги уносить.

Предложение было на редкость своевременное, но трудновыполнимое. Совершенно неясно было, откуда движется болтушка.

– Налево, – решила Бандеролька просто для того, чтобы что-то решить.

Как ни странно, этот вариант всех устроил. Пропустив Иванова как самого опытного и к тому же с фонариком, вперед, они ломанулись в левый проход. Бандеролька, карабкаясь по обломкам известняка, едва не подвернула ногу и сбила локоть. Свет беспорядочно метался, высвечивая извивы черных трещин, белоснежную каменную крошку, разноцветные плиты. За завалом оказался штрек – прямой и довольно высокий, Телеграфу не пришлось нагибаться.

И прямо посреди коридора, подбоченясь, стояла бабка.

Стояла и бубнила.

Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: эта не отстанет. Линялый уныло-синий халат до середины голени облегал толстый живот и сдувшиеся, но все еще большие груди. На тощих варикозных ногах были стоптанные тапочки неясно-серого цвета. Зубы высверкивали золотом, сморщенные губы шевелились, морщинистые щеки подрагивали. Злобно поблескивали глаза из-под нависающих дряблых век. При этом лицо было тронуто косметикой, а крашеные короткие каштановые волосы уложены «с начесом». На пальцах – облупленный алый лак. Воплощение бабкинского духа.

– В наше время кто попало по музею не шастал, – завела бабка, – нет, вы послушайте меня, в наше время оборванцев всяких сюда бы не пустили. А уж девка в штанах – позорище, проститутка, куда родители смотрят, и ходят тут всякие, разворовывают народное достояние, Сталина на вас нет!