Никита Аверин - Метро 2033. Крым-2. Остров Головорезов

Всю тираду она произнесла монотонно и на одном дыхании, с плачуще-негодующими интонациями. Бандерольке стало дурно. «Нет, – подумала она, – такая сама не сдохнет, такую даже не убьешь так сразу».

– И шастают, и шастают, а я – убирай. А раньше как? Приходят вежливые, Тамал, может, чайку попьете, отдохнете, а я говорю: нет, всю жизнь трудилась и дальше буду, пока не помру, на благо родины, а то вы же без меня пропадете, грязью зарастете, у вас только гулянки на уме да мужики, проститутки вы валютные, откуда вот у вас деньги-то на украшения да на Крым? Курвы вы, шлендры! А парни у вас – наркоманы и алкоголики, каждый вечер пьяные валяются, вот ведь непотребство, вырастили неблагодарных, сумку до дома не донесут, место в транспорте не уступят, только и норовят с работы пораньше сбежать, а я такой не была, в наше время таких сразу в лагеря отправляли, труд из обезьяны сделал человека…

Бандеролька поняла, что больше не в силах выносить эту муть. Монолог гипнотизировал, подавлял волю.

– Нет, чтобы помочь, чтобы сказать: Тамал, давайте, мы здесь уберем, а вы отдохните, научите нас, как жить, вы жизнь-то прожили, опыта много, знания передать надо. Вот вам и передам знания, вы послушайте старую женщину, я же Сталина помню…

Захотелось кричать и колотить по стенам. Бандеролька в отчаянии посмотрела на спутников: Телеграф бешено вращал глазами и сжимал кулаки, Иванов, кажется, поддался гипнозу, разве что слюну не пустил. Еще несколько минут – и они превратятся в зомби.

Наверное, следуя логике бабки-болтушки, будут мести штреки и следить, чтобы не шлялись тут всякие.

Прилив ненависти был внезапным и очень сильным.

Бандеролька не знала бабушку, у нее не было двоюродных тетушек, престарелых соседок и учительниц и всяких ископаемых родственников, нуждающихся в присмотре. Она выросла в Джанкое среди листонош, и ни разу не сталкивалась с тем, что возраст и опыт могут быть не равны мудрости. Если человек был идиотом в двадцать, он таким и в восемьдесят останется. Раньше Бандеролька об этом не задумывалась, не задумалась и сейчас – мысли промелькнули в одно мгновение, ошпарив неприятием: эту тварь нужно убить.

Она, мягко говоря, зажилась. Она – опасный мутант, по каким-то причинам получивший бессмертие, если верить Иванову, и окончательно свихнувшийся от сознания собственной значимости. Понятно, что болтушка одинока: никто не сможет выносить подобное общество. И все желания бабки, прикрытые красивым предлогом передачи знаний – только желания подчинять, унижать, не давать жить тем, кто моложе, красивее, умнее, кто – не она.

– Старая ты сволочь, – прошипела Бандеролька, чувствуя, как что-то в ней переворачивается.

Наивная вера в людей и победу разума, кажется, приказала долго жить. Бодрящий цинизм омыл восприятие.

Бабка заквохтала. Бандеролька не вслушивалась в ее бормотание.

– Старая ты облезлая развалина! Внуков, небось, заела, в могилу свела? Дети тебя знать не желали, ждали, когда помрешь? Невестка ревела по ночам, да? Да так тебе и надо!

Болтушка, кажется, увеличилась в размерах и поперла на Бандерольку. Оружия не было. В способностях бабки листоноша не сомневалась: растопчет, глаза выцарапает, а мужики, скованные культурным запретом на убийство пожилой женщины, и пальцем не пошевелят. Бандеролька подхватила камень и запустила в бабку.

Обломок известняка прошел мимо – бабка уклонилась с неожиданной для ее возраста и комплекции скоростью. Бандеролька потянулась за следующим обломком, болтушка внезапно оказалась рядом, слышен был ее запах – нафталина, приторных духов, лака для волос и гнилых зубов.

Бандеролька зажмурилась и опустила камень на голову бабке.

Хрустнула кость и стало тихо. Она осторожно открыла глаза: болтушка валялась грудой тряпья у ног.

– Хренасе, – пробормотал Телеграф, – хренасе…

– Сильна, – подтвердил Иванов. – Из наших так только Пеева может.

– Я ее что, убила?

– Оглушила. Но это не беда, – обрадовал сталкер, – кровь есть, сейчас вылезет падальщик и заберет.

– Кто?! – поразилась Бандеролька.

– Падальщик. Насекомое с человека размером, на заду – раздвоенный хвост, вроде вил. Накалывает раненых или больных, утаскивает к себе и личинок в них откладывает. Так что бабка теперь – просто консерва.

– Может, добить? – засомневался Телеграф.

– Я не смогу, – развел руками Иванов. – А вы?

– Нет, – сказала Бандеролька. – Не смогу. Точно унесет ее падальщик?

– Абсолютно точно. Здоровых не трогают, а больных – всегда.

– Сурово у вас здесь, – заметил Телеграф, с брезгливой миной отходя от бабки.

– Не суровей чем у вас, листоноши, – ответил Иванов.

– Но как ты догадался?

Они убрались подальше от тела бабки, Иванов, кажется, начал ориентироваться, и Телеграф решился задать волнующий его вопрос.

– Ну, во-первых, ты начал говорить. И язвы твои смылись. Двигаетесь вы не как торговцы, а как бывалые воины. Во-вторых, мало кто способен убить бабку. Я серьезно. А кто может? Правильно, другие мутанты. А вы внешне на мутантов не похожи. Значит, вы – листоноши.

– А ты не такой дурак, каким кажешься, – вставил Телеграф.

Бандеролька молчала. Она с трудом переживала собственный поступок. В бою – да, Бандеролька могла убить врага. Но бабку? Безоружную? Только потому, что решила – такое не должно существовать? И какой ты после этого листоноша, какой носитель идей гуманизма и радетель за цивилизацию?

Телеграф, оказывается, был в курсе ее переживаний. Он положил руку на плечо Бандерольке:

– Добро пожаловать в реальный мир. Рано или поздно каждый из листонош понимает: не все то человек, что на двух ногах.

– Это точно, – согласился Иванов.

– Кстати, – очнулась Бандеролька, – Иванов. Ты нас к атаманше ведешь?

– Пытаюсь. А ты боишься, что я тебя сдам? Не сдам. Вы могли меня убить, могли бросить. Не сделали. И вы безоружны, иначе ты бы болтушку мочила не камнем, а чем-нибудь более удобным.

Бандеролька кивнула:

– Ты пойми, мы не ссориться пришли. Нам нужен доктор. Которого к Барину забрали. Он – из нашей команды, я не могла просто забить на то, что его похитили.

– Похитили?! Доктора??? Да он сам приехал, на Пееву слюной капая.

Новость слегка ошарашила Бандерольку. Произошедшее предстало в ином свете, не лучшем для доктора Стаса.

– Правда, – тут же добавил Иванов, – если Пеева захочет, за ней мертвый пойдет. Потому и атаманша: дар убеждения уникальный. Папа ее, Барин, просто убалтывал, что та болтушка, а Пеева как посмотрит – и клиент готов. Так что вашего доктора я бы не винил.

Телеграф задумчиво кивнул.

– Но вы не думайте, силой его держать не будут. Тем более после того, как ты, Гривна…