Александра Гардт - Эпоха лишних смыслов

– Это все твои объяснения? – спокойно спросил Гера.

Я посмотрела на него и впервые не смогла прочесть выражения на лице. Было оно какое-то неправильное.

– А что я должен тебе объяснять, придурок? – прошипел Михайлов, останавливаясь, наконец-то, прямо перед столом Геры.

– То, почему начальник Закрытия реальностей препятствует работе Закрытия фантастических реальностей.

Михайлов коротко хохотнул в ответ.

Гера медленно поднялся на ноги и кивнул мне:

– Возьми Макса и поезжай закрывать. Я тут разберусь.

– Отставить, Оливинская. Поедете только под моим присмотром. И где, кстати, Гамов, почему не пришел до сих пор? Страдает из-за своей уродки, которая даже забеременеть не смогла?

Я замерла на месте. Михайлов вызвал у меня немедленное желание где-нибудь его похоронить, но нельзя же действовать так, нахрапом.

Оглядевшись по сторонам и не найдя ни одного тяжелого предмета, я вздохнула:

– Согласитесь, Герман, как говорил нам Фрейд, очень легко диагностировать недуг человека по его речи.

Он посмотрел меня, как на новые ворота.

– «Психопатология обыденной жизни», Герман, – протянула я укоризненно и холодно, хотя внутри горела адским пламенем. – Судя по всему, Степан, так радующийся нашей неудаче, беде Максима, наконец, трагедии Риты – просто импотент.

Главное – выдержать эти полторы секунды, когда невероятным образом хочется смеяться, ругаться матом и бить придурка чем-нибудь тяжелым одновременно.

Взгляд Михайлова потяжелел, и тут Гера дернул его на себя за плечо. Я сместилась чуть в сторону.

– Дедушка Зигмунд, правда, ни слова не написал о психопатах-идиотах, которых выучили писать, но не читать, – процедил Гера сквозь зубы. – МУДИЛА, ПРОРВАЛО ВТОРУЮ ЧАСТЬ, КОТОРАЯ ДАЖЕ НАЗЫВАЕТСЯ ПО-ДРУГОМУ, «ВЕК ИНДИГО»! Оливинская – марш закрывать! И Гамова не забудь!

Не чувствуя от облегчения ног, я кивнула, выбежала из кабинета, услышала за спиной резкий звук, обернулась на мгновение – и увидела, что Степа лежит на полу, а Гера победно возвышается над ним с экземпляром моих «Мальчиков» в руках.

Макс почему-то околачивается возле выхода. Я поднимаю брови: давненько не виделись, – и подношу магнитный ключ к замку. Огонек меняется с красного на зеленый.

– Читать не будем? – спрашивает он, захлопывая за нами дверь внедорожника.

– Пробежимся по основным событиям, – отвечаю, пожалуй, чересчур резко.

Мишка виртуозно мчится чуть ли не по крышам стоящих рядом машин.

– А что, прийти и навалять Степе нельзя было? – наконец не выдерживаю я.

Макс мрачно смотрит на меня, и я процентов на сто уверена, что перегнула палку.

Не в отношении замечательного Мишки, который тут же поднимает перегородку между собой и нами. В отношении Макса. Михайлов еще получит свое, и как бы Гера… Я вздрагиваю и набираю номер.

– Говори, – отзывается Гера досадливо.

– Мне очень льстит, что у тебя на столе подарочное издание «Меридианов», но, пожалуйста, не забивай Степу до смерти. По крайней мере, им.

На том конце – молчание. Я смотрю вниз и вижу Максово колено, обтянутое дорогущими, судя по потертостям, джинсами.

– Оливин, вы реальность закрыли уже?

– Никак нет, – хмыкаю я. – Только едем.

– Вот и поезжайте. Со Степой я как-нибудь разберусь.

– Ты его убьешь.

– Сдался он мне. – Гера выдыхает устало и как-то тяжело. – Вызвонил Арлинову, она едет с тяжелой артиллерией. А ты почему со мной разговариваешь? С Гамовым – страшно?

Я фыркаю.

– Твои мысли вслух были вполне логичны. Но поговорить с ним ты просто обязана.

Молча нажимаю на «отбой». Гера, как обычно, прав. Только что я могу сказать Максиму Гамову, лучшему писателю и лучшему деконструктору на свете? Проще уж молчать, как всю дорогу из Мадрида.

– Знаешь, Макс, – рот открывается самопроизвольно; ненавидеть себя я начинаю в тот же момент. – У Риты получится забеременеть. Ты что, – говорю, а сама чувствую, что только железный стопор не дает расплакаться, – совсем, что ли. У нас в Лондоне папины приятели женились на таких девицах, представить сложно. И ничего, каждая рожала. Кто и троих. А ты убиваешься. Рита твоя – умница, красавица, родит вам…

На этот момент я понимаю, что стопор сейчас рассыплется на ржавые составляющие. Из чего бы он там ни был сделан.

– Спасибо, Роза, – отвечает вдруг Макс и смотрит мне в глаза. – Спасибо, что вступилась. И спасибо, что ты настолько умная, а я такой дурак, что решил, что тебе наплевать на все. А ты просто хотела дать мне шанс пережить это в одиночку. Ты не бежала никуда, ты все время, пока мы летели, была рядом и ждала, чтобы я заговорил. Ты переехала в кабинет к Турову – но все равно ждала. А я, как последний осел, обиделся на тебя – и за что? За то, что Ритка оказалась не беременной!

Я чуть улыбаюсь и треплю Макса по колену. Рассказывать ему, что все было совсем не так, а ровным счетом наоборот, конденсаторы не велят. Впрочем, за фразу про Риту конденсаторы готовы простить мне все, и от сердца отлегает. Не такой уж я и паршивый друг, оказывается.

– А со Степой вы разобрались и без меня. И как разобрались! Ему теперь лет десять лечиться у дорогущих психотерапевтов.

– В тюрьме психотерапевтов не бывает. – Я смотрю на снег за окном. – Герман рулит хлеще Арлиновой.

– Он вообще хороший, – неожиданно заявляет Макс.

Я бросаю на него оценивающий взгляд. В облике тошнотворно светит надежда, отчего я теряюсь и даже не знаю, чем себя утешить. Вероятности сплетаются и развязываются, а я – я просто понимаю, что его воодушевила фраза про то, что у них с Ритой будут дети. И не поспоришь, отлично. А вот что ждет меня?

Мишка резко тормозит, не давая додумать. Я тру лоб рукой.

– Книгу-то не прочитали и не просмотрели.

– Смысл? – удивляется Макс. – Если она все равно защищается.

Он хочет выйти из машины, но я хватаю его за плечо.

– Не так быстро. Дай хоть концовку гляну.

И Макс обмякает.

Проблема в том, что концовки нет. «Век индиго» не дописан, и пойди пойми, откуда столько ажиотажа. Я швыряю айфон на сиденье и выскакиваю из машины.

– Деконструируем, ладно?

– Спрашиваешь. – Макс картинно разводит руками. – Во что бы то ни стало.

Моя обычная мантра заканчивается на «немножко…», потому что мы стоим в холле какого-то огромного здания, и нас окружает целая толпа головорезов. Тринадцать человек, как подсказывает мне наметанный глаз Оливии Броун. За шестизарядником тянуться бессмысленно. Макс стоит под боком и смотрит на все это безобразие донельзя снисходительно. Мол, чертова дюжина вооруженных персонажей – кого это когда волновало? Я поднимаю руки и обнаруживаю, что одета в то самое тяжеленное платье.