Екатерина Кузьменко - Ржавчина. Пыль дорог

С Дэем мы договорились встретиться на набережной. Летом тут была танцплощадка и стояло несколько столиков, вынесенных из кафе, но сейчас осень, и только ветер гоняет мелкий мусор и опавшие листья. Дэй сидел на тумбе ограждения, беспечно повернувшись спиной к мутной речной воде.

– Привет. Не боишься навернуться?

Он пожал плечами.

– Я хорошо плаваю, – потом спрыгнул на асфальт набережной и добавил: – Но не люблю.

– Поздравь, я совершила кражу документов…

– Эй, приятель! – к нам дерганой походочкой направлялся парень лет двадцати, – огоньку не найдется?

– Не курим, – покачал головой Дэй. Парень, однако, не спешил идти куда шел, стоял и рассматривал нас с глумливой улыбочкой.

– Что-то я тебя раньше здесь не видел. У нас таких не бывает. Совсем как девка, – он протянул руку, намереваясь не то запустить пальцы в волосы Дэя, не то дурашливо погладить его по щеке. Дэй чуть качнулся назад, и движение пропало впустую. Я вдруг осознала, что наблюдаю прелюдию к уличной драке, самой настоящей, не имеющей никакого отношения к потасовке в школьном коридоре. Взвесила на руке сумку – легкая. Там только журнал, который я вынесла из больницы, и кошелек. Когда в ней полный комплект учебников и тетрадей, ею можно неслабо так огорошить. Я беспомощно огляделась. Обычно здесь довольно оживленное место, рядом рынок, но по выходным он не работает. Патруль стоит чуть дальше и вмешается, если ситуация выйдет за рамки. Вот только пока не выходит – на таком расстоянии слов не слышно. Подумаешь, разговорились двое знакомых.

– Да ты у нас недотрога. Подружка-то твоя? Поделишься?

Дэй приобнял типа за плечи, со стороны это выглядело так, будто он встретил старого приятеля. В свободной руке сверкнул нож, упираясь парню в бок.

– Вали, – одними губами сказал Дэй. – Вали отсюда.

Парень кивнул, отступая назад. Дэй подождал, пока тот не повернулся к нам спиной и не пошел прочь, убыстряя шаг, и только после этого спрятал нож.

– Ну ты даешь, – удивилась я, – тут же патруль на углу.

– Именно поэтому я и решил, что выпутываться надо быстрее. Сгребли бы всех троих, до выяснения. А второй раз за несколько дней попасть в участок – это уже признак неудачника.

– Думаешь, забрали бы? – усомнилась я. – Мы же ничего не сделали.

– А он скажет – ничего не знаю, шел мимо, попросил закурить, а они драться. Если у него нормальные документы и нет приводов в полицию, это дополнительный плюс его словам против моих. А сегодня еще и выходной, так что проторчать в участке мы совершенно спокойно могли хоть до завтрашнего утра. Полицейские тоже люди, им домой пораньше хочется. Кстати, с каждым надо разговаривать на его языке. Доходит быстрее.

– Языком шпаны ты владеешь неплохо.

– А я и есть шпана. Во всяком случае, в глазах окружающих. Им так проще.

– А как проще тебе?

– Как проще – неинтересно.

– Что ты чувствуешь? – я кивнула на пожелтевшую тетрадь. Завтра или послезавтра подброшу ее обратно. – Получается, что ничего не получается. В год, когда ты был зачат, мои родители жили в закрытом городе.

Где все по пропускам, в том числе выезд из города, а ученых чуть ли не до туалета под охраной водили. Боялись покушений, похищений. А это журнал наблюдений. Дата моего рождения. И отказников на тот период не было. В городе нет приюта, так что ребенка на усыновление пришлось бы везти откуда-то. А это сложно и бессмысленно, проще признать смерть родного отпрыска, чем платить за подделку документов. Такое только в сериалах и прокатывает.

Объяснить, что чувствую я сама, вряд ли получилось бы. Что-то похожее ощущаешь, самостоятельно доказав сложную теорему. Или переспорив преподавателя. По всем приметам ты не можешь убедить других в своей правоте – но карты ложатся удачно.

Как будто я с самого начала знала, что Дэй мне не брат, и мне просто нужны были доказательства.

– На воссоединение семьи не тянет, да, – Дэй пролистнул журнал и отложил. – Знаешь, что я чувствую? Освобождение. Я очень рад, что мне не придется вписываться в твою семью. Сложно после стольких лет свободы принять то, что у тебя есть отец и у него свои взгляды на твой образ жизни.

– Тебе было бы необязательно. Ты же ветер. Ушел бы и никто не узнал.

– Свою сестру я бы не бросил.

– Ясно. – Интересно, на что я рассчитывала? Волки дерутся только за членов стаи. – Хорошо, что все так закончилось, правда? – я встала из-за стола.

– Рин! Рин, что ты… Вот я идиот! Рин, – он рванулся мне наперерез, поймал за запястье. – Ну не умею я красивые фразы строить. Прости. Ты моя. Не по крови, так по духу, по судьбе, по воле богов, сколько бы их ни было. Я тебя никогда не брошу и никому не отдам. Кем скажешь, тем и буду. Братом, другом…

Я сама его поцеловала, первая. Под пальцами оказалась «молния» его ветровки. Я потянула застежку вниз. Дэй стянул ее и отбросил куда-то в кресло. Я коснулась губами обнажившейся груди, скользнула по ямке между ключицами. Дэй выгнулся и негромко застонал.

– Ты действительно этого хочешь?

– Да.

Как мы добирались до кровати, я уже не помню.

…Первой фразой Дэя было:

– Да, братской любви не вышло.

Я расхохоталась, выбирая шпильки из полураспущенной косы. По телу разливалось блаженство пополам с усталостью.

– Кажется, нам обоим нужен душ.

– И расческа.

– Не помешает, – согласился Дэй, отводя от лица спутанные пряди. Сейчас он совсем не похож на шпану, которую так любит из себя строить. Словно вместе с одеждой оказались отброшены уличные словечки и привычки. Это даже не красота, это что-то другое, для чего сложно найти слова, потому что ничего похожего не существует. Не существовало.

Сравнить нас можно только друг с другом. К этому придется привыкнуть.

И началась другая жизнь, тайная, запретная, стыдная, но от того не менее сладкая. Случалось, что целые недели мы проводили вдали друг от друга, но зато выходные принадлежали нам. Родителям я сказала, что беру на себя уборку той квартиры, за которой нас просили приглядывать, а заодно – что буду там иногда готовиться к занятиям. И то, и другое было правдой. Но не всей. Потихоньку я прибрала к рукам второй ключ – чтобы отцу или матери не пришло в голову нагрянуть в самый неподходящий момент. Неспокойную совесть я заглушала тем, что тетя Лика, отдавая ключи, сказала мне с улыбкой:

– Можешь с подружками девичники устраивать.

Знала бы она, что это будут за девичники…

Простыни, которыми мы застилали диван, я принесла из дома. Чайные кружки Дэй купил на распродаже. Чужая квартира становилась временным домом вроде гостиничного номера. Здравый смысл подсказывал, что долго так продолжаться не может. Что однажды Дэй закончит работу, а тетя Лика с мужем вернутся домой.