Екатерина Кузьменко - Ржавчина. Пыль дорог

Я понимала, почему оттягиваю знакомство Дэя с родителями. Если отец будет настроен против, нам придется уходить. Вопрос в том – куда?

– Работу-то я найду, – говорит Дэй, проводя пальцами по корешкам книг в шкафу. Снимает с полки «Сны на краю вечности», осторожно перелистывает страницы. Интересно, он случайно выбрал «роман о молодом человеке, ищущем свой путь», как говорила моя учительница литературы? – Простую, не слишком легальную. Для чего-то большего нужно образование. А для образования нужны выпускные экзамены. Вся проблема в этом. Придется идти в паспортный стол и приводить в порядок документы. Поднимать сведения об успеваемости в моей старой школе. В принципе, если пойти в вечернюю школу для рабочих – года за два наверстаю. Сдам выпускные и сразу вступительные. Сможешь меня подготовить?

– Думаю, да. Не так уж давно я школу закончила. Вот только у меня медицинский класс. Но есть подруги, которые по обычной программе учились или по гуманитарной, они не откажут…

Ему страшно, неожиданно понимаю я. Страшно так резко менять свою жизнь. Страшно выходить в новый мир, где действуют совсем другие правила, ничуть не похожие на законы улицы. Страшно потерять свободу, которую дает дорога. И меньше всего ему хочется пополнять ряды «приличных людей». Я невольно улыбаюсь и протягиваю руку, чтобы взъерошить ему волосы, и без того растрепанные.

– Дэй. В моем мире можно жить, не превращаясь в скучное существо в офисном костюме, озабоченное мнением соседей. Правда.

Девочки любят плохих мальчиков? Может, и так.

Мне нравится, как слетают хлесткие уличные словечки с его идеально очерченных губ. Нравится вызывающий прищур золотистых глаз. Нравится, с каким шиком он носит потрепанную куртку и потертые джинсы. Нравится идти с ним под руку по людной улице и ловить возмущенные взгляды прохожих. Но дело не в уличной экзотике – за ней угадывается что-то древнее, ясное, как сталь клинка.

– Да я не сомневался – ты ведь откуда-то взялась, – Дэй закрыл книгу, но не поставил ее к другим, а просто положил на полку. – У тебя не осталось учебников? Буду восполнять пробелы, – логика у него чисто уличная. Решил – сделал, чего в долгий ящик откладывать.

– Куда поступать будешь?

Решительно встряхивает головой, и я почти вижу, как за его спиной разворачиваются знамена и закованные в доспехи воины обнажают оружие. Для него этот выбор – бой, как и любая отчаянная драка в темной подворотне, где стены неизбежно поглотят любой крик.

– Не решил еще. Может, в авиастроительный. В детстве бредил крылатыми драконами. А если не получится… Если не получится, всегда есть еще один выход. Армия.

– По-моему, он тебя не радует.

Представить Дэя в форме, послушно выполняющим приказы, не получается. Не хватает фантазии.

– Все равно придется, когда девятнадцать исполнится. Ну, или выбирать университет с военной кафедрой. Если потом остаться на контракт и завербоваться на Острова – точно голодать не будем. Вербовочные пункты все плакатами увешаны: вперед, ты нужен стране. Хочешь быть женой офицера?

Острова. Оккупированная территория. Ты воистину не ищешь легких путей…

– Я хочу быть твоей женой.

– Значит, оставляем вариант в резерве, – резюмирует Дэй.

Я просыпаюсь рядом с Рин. Наши тела кажутся одним целым. Я позволяю себе пару секунд насладиться этим ощущением тепла, ее дыхания рядом, ее непередаваемо родного запаха. Потом легонько целую в висок.

– Мне пора.

На полу у кровати нахожу свои вещи, торопливо одеваюсь, пытаюсь наскоро продрать спутавшиеся за ночь волосы.

– Разреши мне, – Рин набрасывает халат, – много времени не займет.

Ее пальцы что-то творят с моей непослушной шевелюрой. Блаженно зажмуриваюсь.

– Я же сейчас замурлычу. А потом вообще никуда не пойду.

– Да все, уже закончила.

Провожу ладонью от лба к затылку. Коса. Туго заплетенная и неожиданно толстая. А что, должно быть, удобно.

– Спасибо.

Рин уходила позже. Я обнял ее, вдыхая еле уловимый аромат волос. Выскочил на лестничную площадку, спустился на пару ступенек и прижался лбом к холодной стене.

Это была… жизнь. Нормальная обычная жизнь. Уют. Не в чужой квартире с белыми чехлами на мебели, а рядом с этой девушкой. Которая таскает в сумке книжку, чтобы читать в перерывах между занятиями, рассуждает о том, как можно убить человека, зная анатомию, и приносит в дом букеты желтых листьев. Девочка из хорошей семьи. И почему-то выбрала меня – со всеми моими скелетами в шкафу. Перед глазами немым фильмом прокручивается вчерашний день. Работа. Едва теплый душ – потому что горячая вода в очередной раз исчезла непонятно куда. Уход со стройки. На ночь не ждите, останусь в городе. Понимающие ухмылки строителей – на их счастье, все же промолчали. Встреча возле ее института, прогулка по вечерним улицам, потом бар. Не притон, конечно, но одно из тех мест, где наливают, не спрашивая документы. Кстати, не самое плохое вино, которое не стыдно предложить девушке, и легкие коктейли – что окончательно склонило чашу весов в пользу этого заведения.

Я узнал за тот вечер, что Рин любит легенды Темных веков, что ее любимый цветок – сирень, что она отказалась от поступления в столичный университет, потому что не хотела уезжать из родного города, что она терпеть не могла свою школу… В детстве она знала путь в волшебную страну – это было дупло дерева в старом парке, только она никак не могла понять, как же эта дверь открывается. А теперь дерево спилили, и придется искать другую дверь. И еще – что она никогда не влюблялась.

Я узнал много – и сам рассказал почти столько же. Даже то, что не рассказывал никому. Даже то, что считал надежно похороненным в памяти.

Раньше я не видел разницы между словами «моя вещь» и «моя женщина». Со всеми девчонками, с которыми приходилось оказываться в одной постели, я старался быть нежным. Добропорядочные граждане, приводя в дом жену, считают нормальным мотать ей нервы за остывший суп или слишком яркий макияж – в качестве платы за свою любовь. А я даю девушке самое лучшее, что есть в браке, не требуя ничего взамен, не заставляю кормить меня, вести себя согласно моему статусу, не сваливаю на нее обязанности по воспитанию детей или содержанию дома в порядке.

И только теперь я понял, что есть и третий путь.

Моя – значит, я буду ее защищать.

Это не принадлежность, это родство.

У нее маленькая родинка под левой грудью, и раньше ее вряд ли видел кто-то кроме матери и врачей. Теперь вижу я. И это словно делает меня причастным какой-то тайне.

Моя – потому что она меня выбрала.

И я впервые не знаю, что делать дальше.

Потому что, когда я наклоняюсь поцеловать ее, небо обрушивается на нас.