Олег Верещагин - Очищение

И «зушки», и «ЗПУ» вместе с грузовыми передками буксировали конные пары с ездовыми; еще двое ехали на передке, один — на собственно установке. Причем — в отличие от мелкокалиберной пушки «ЗПУ» была готова к стрельбе постоянно.

И «ЗУ», и «ЗПУ» обслуживались порученцами — тридцать человек. Еще десять из них составляли личный конвой Романова и сменные дозоры и разведку. А взрослые дружинники делились на десять ударных групп, в каждой из которых имелись «ПКМ», «РПГ», «СВД» и «обычный карабинер» — в смысле бойца с карабином.

Эти люди, это оружие и семьдесят лошадей и составляли отряд Романова…

Так получилось, что утро отправления он встретил не около Думы, где был объявлен сбор, а на Хвосте, куда явился еще затемно. Майское утро было холодным, но тихим, а солнце обещало хороший ясный день. Правда, последние несколько дней у солнечных восходов наблюдался какой-то странноватый, беспокойно-неприятный свинцово-серый оттенок. Глядя на солнце в такие минуты, Романов старался — чтобы не расслабляться — напоминать себе почаще, чтовсех ждет впереди. Но, вопреки всем научным прогнозам, думалось: пройдет лето, наступит осень, потом будет зима, обычная зима, а весной, как положено, придет весна… Сознание Романова, весь его жизненный опыт восставали против мыслей о какой-то «зиме на несколько лет». Какая может быть ядерная зима, если зазеленели деревья, если на полях — зеленые всходы?! Если война была уже год назад, и — ну ничего в природе особо не изменилось?!

В этот момент под копытами его рыжего жеребца длинно, хотя и несильно, дернулась земля. Предупреждающе…

Стихийный рынок на северо-западной оконечности Нового Владивостока (так называли большой полусельский поселок на холмах вдали от побережья, который начал строиться еще в прошлом году), так называемом Хвосте, возник почти сразу после падения прежней власти. Одно время тут торговали всем — вещами, едой, детьми, медикаментами, гуманитарной помощью. Но те времена уже минули; слева от въезда на базар стоял легкий навес, увенчанный вывеской: «КРЫША».

Под навесом мирно качались на веревках два десятка высохших и обклеванных птицами трупов с табличками на груди: «Наркоторговец… Спекулянт… Рэкетир… Работорговец…» — исполненными с высокохудожественным вкусом в церковнославянском стиле. Самым старым трупам было с год, а последнее время желающих присоединиться к «крыше» не возникало ни у кого. Прямо возле передних столбов навеса с десяток чумазых мальчишек, вольготно устроившись в весенней теплой пыли, играли в карты — картина в этих местах тоже исчезающая, наверное, «одиночки-забреданцы». Дальше начинались гомонящие торговые ряды — вкривь и вкось, в этом никто порядок не пытался навести.

Романов бросил повод одному из троих следовавших за ним тенями порученцев, подошел к глазеющим на спешивающихся всадников мальчишкам. Всякий раз, видя таких, он думал: кем они были раньше? Но это от него не зависело и этого не вернуть… А вот кем они станут…

— Родители есть? — спросил он свысока, крутя нагайку у сапога. Мальчишки запереглядывались, один за другим мотали головами. — Жень, эти с нами обратно поедут, — сказал он Белосельскому. — Найди транспорт какой, и отправляйтесь, не ждите… — И обернулся — один из мальчишек, лет восьми, дернул его за полу куртки. — Что?

— Дядь, можно я сестру с собой возьму? Я без нее не хочу. — Мальчишка вытер слегка веснушчатый нос рукавом большущей куртки. — Она тут, рядом. Я без нее…

— Бери, — буркнул Романов и зашагал через базар.

Торговля шла бойко. Торговать тут разрешалось любыми вещами и продукцией, кроме горючего, спиртного, наркотиков, драгоценностей и золота, — главное, чтобы не было никакой перепродажи. Она, как и взимание в любом виде каких-то процентов или попытки что-то монополизировать, была запрещена — под страхом смертной казни. Часто попадались небольшие лавочки, выглядевшие солидно и как-то… как-то оптимистично. В них, как правило, торговали разной едой и одеждой-обувью-самошивом.

«Я думаю — „торговали“, но это некорректно, — сердито размышлял Романов. — Тут не торгуют, тут меняются!» Почему-то это страшно раздражало и казалось унизительным. Он не понимал сам, что его так раздражает в процессе обмена, но от этого ощущения избавиться никак не мог. Что-то надо делать с денежной системой. Найти человека, который сможет ее выстроить, отладить и запустить — но без разных-всяких инфляций и не понятных никому индексов. Надо, надо, надо… Именно за этим он и шел сюда — отдать распоряжение, важное распоряжение перед походом, чтобы не тянуло за душу…

У конторы «смотрящего рынка», Самарцева (в прошлом — лидера одной из ОПГ и крупного бизнесмена, ныне — витязя, хотя и не из Большого Круга), скучали посетители. Унылые, видно было, что пришли они сюда, как говорится, не своею волею… Романов легко взбежал на крыльцо, отсалютовал в ответ на салют двоих часовых, принявших при его появлении строевую стойку. На бегу швырнул фуражку на столик и махнул экс-банд-бизнесмену перчаткой:

— Привет.

— Во, — Самарцев удивленно оглядел Романова с ног до головы. — Ты вроде бы уехал. Мой затемно умчался.

Старший сын Самарцева уже полгода был кадетом, порученцем у Русакова, — не все среди кадетов были теперь сиротами. Парень мог бы служить у отца, но не захотел, чтобы говорили: «под крылышком»…

— Уедешь с вами, — вздохнул Романов. И в тот же момент был буквально сметен с пути — в кабинет решительно вошла одетая в невообразимые лохмотья, далеко и мощно пахнущая псиной женщина неопределенного возраста. На седых патлах (волосами это назвать было сложно) косо держалась шляпа с обвисшими полями. Лицо женщины выражало непреклонную решимость. Что интересно, Романов, собравшийся было ясно и коротко расставить все по своим местам, заметил на лице Самарцева отчетливую робость — смотрящий как-то даже слегка подсполз под стол.

— Я по делу, — сухо сказала женщина.

— Чайку? — Голос Самарцева был — кто бы мог подумать?! — заискивающим! Совершенно откровенно заискивающим!

— Некогда чаи распивать, товарищ нарком!! — возвысила голос женщина, и Романов заинтересованно сел на край стола: начало было крутым. — Иначе гибель и разорение!! Согласно вашему распоряжению корма были доставлены, но вы не можете не понимать — хватило их ненадолго! Между тем я уже переговорила с товарищем Севергиным, и он подтвердил, что моя работа имеет важнейшее перспективное значение!

— Корм будет доставлен, — быстро и убедительно (Романову показалось — сейчас он прижмет руки к груди) заявил Самарцев. — Будет. Завтра же утром, в нужном количестве, Евдокия Андреевна. Слово чести. Чайку?