Александр Афанасьев - Свободное падение

– К тому. Жили мы мирно, пока ты не приехал. Каждый свой кусок хлеба кушал. А теперь… Ташкент мертв. Этот мусор ваш, с которым Ташкент контачил, мертв. Бабай мертв. И тебя ни к одному делу не присобачишь.

– Ты меня обвиняешь? – поинтересовался Сэммел.

– Не… – вор покачал головой. – Не те времена щас. Каждый, кто что может, то и делает. Беспредельные времена. Ты просто по нашим правилам стал играть. Наверное, потому что ты русский.

– Я по вашим правилам не играю.

– Играешь. Даже если этого не признаешь.

– А тебе что надо?

– На пару с тобой играть.

– Это как?

Вор сплюнул.

– Да так. Это наша, б…, земля. Здесь наше все, понял? А у нас – одна масть пиковая. Весь город в руках держат. Наш город!

– Не поздно спохватились?!

Вор криво улыбнулся:

– Будь другие времена – я бы по-другому базарил. Но сейчас как брата прошу – помоги.

– Ты мне не брат.

– Все мы – русские, братья. Сам видишь, какой беспредел попер. Будем порознь держаться – будет еще хуже. Кого завалят, кто сам уедет. Но русской эта земля уже не будет.

Сэммел кивнул.

– Что предлагаешь?

– Есть такой вор, Мирза. Алика Ташкента завалили. Бабай теперь тоже в земле гниет. Скоро выборы смотрящего. Реально кандидатов двое – я и Мирза. Я от славян. Мирза от пиковой. Есть еще трое, но они не в счет.

– И?

– Помощь нужна.

– Какая? Киллером поработать?

– Да не это… – скривился Север. – Мокроделов тут и без этого хватает. Мне тут сказали, что ты большой спец по всяким делам.

– Каким делам?

– Ну… кто кому башляет, к примеру. Кто о чем по телефону трепется.

– А это тут при чем?

– При том. У Мирзы сын есть. Он не по пиковой масти пошел, он по зеленой теперь. В какой-то банде джихад делает… – вор злобно выругался. – Люди говорят, что он прислал Мирзе флешку, потребовал платить.

– Закят… – понимающе сказал Сэммел.

– Хрен знает, может, и так. Факт тот, что вору платить – западло. Кто платит – тот не вор. А если ты, за собой такое зная, претендуешь быть смотрящим – это еще хуже. За такое пика в сердце. О том, что Мирза башляет, я знаю, но у меня доказов нету – совсем. Одни базары, но они на сходняке не проканают. А у тебя подвязки… у вас там наверху. Если ты дашь мне компру на Мирзу – век благодарен буду. Если нет… мне не жить, потом – всем людям не жить. Будет одно зверье, без понятий. Мирза уже переметнулся. Будем по беспределу здесь жить – все хлебнут. А я – за порядок. Пусть и блатной, но порядок.

– Ты не сказал мне одного, – сказал Сэммел. – Что с этого имею я.

– Как чего? – удивился вор. – Ты порядок имеешь. Разве ты не ради этого сюда поставлен?

– Порядок разный бывает.

Вор вздохнул:

– Понял. Сколько?

Сэммел отрицательно покачал головой.

– Ты ничего не понял. Я найду то, что ты просишь. Взамен я хочу не деньги. Мне нужны списки кавказских и прочих диаспор. Сколько человек в диаспоре, где пасутся, кто главные, где живут, что контролируют. Все расклады, какие у тебя есть. И все, что ты знаешь, о местных ваххабитах. По всему региону. Имена, где пасутся, кому подчиняются, через кого сюда оружие идет, кто их на джихад переправляет, адреса молельных комнат – короче, все что знаешь. И без обмана. Обманешь – пожалеешь.

Сэммел сказал это обыденным тоном, но в устах бывшего морского пехотинца, прошедшего Кандагар, звучало это внушительно.

– Харэ, – сказал вор, – я все понял. Сделаю.

Про себя подумал – так лучше. Этот русский – то ли русский, то ли кто – мутный, в общем. Но, судя по тому, что он просит, он тут серьезный шмон намеревается замутить. Оно и лучше. Меньше вахов – проще жить.

– Тогда до встречи…

Воровская сходка с целью выбора смотрящего состоялась так быстро, как только можно. Просто так смотрящего выбрать невозможно, для этого должен был присутствовать кто-то из очень авторитетных воров. Союзного значения, не меньше, иначе за самовольно проведенный сходняк могут и по ушам дать. С огромными сложностями в регион вывезли Амаля Тарика, одного из немногих воров союзного значения, кто еще жил в России, и не был убит, и не эмигрировал. То, как его транспортировали от Екатеринбурга, дело особое. Но без него было нельзя.

А в городе было уже опасно. Пошатнувшаяся власть общины, непонятки с выбором смотрящего толкали всех к переделу. Учитывая, сколько оружия было на руках, передел не мог быть без крови.

Двадцать седьмого – была драка и перестрелка между славянами и кавказцами в центре города. Пока подоспели – несколько сгоревших машин, восемь трупов.

На следующий день, двадцать восьмого, троих выживших из русских добили в больнице, что было форменным беспределом – больница считалась нейтральной территорией. Заодно – походя – зарезали медсестру, которая оказалась не в том месте и не в то время.

Тридцатого – подожгли рынок. Рынок держали кавказцы, и все об этом знали в условиях, когда нормальной торговли не было, почти все отоваривались на рынке. Несколько мотоциклистов подлетели и расстреляли из автоматов охрану. Потом из проезжавшего грузовика кинули несколько бутылок с зажигательной смесью. По бросившимся тушить открыл огонь снайпер… потом было уже поздно тушить. Рынок сгорел.

Второго и третьего – несколько машин ездили по городу и открывали огонь по людям из обрезов, дробовиков и автоматов. Две машины удалось загнать в ловушку, в одной – всех перебили. В другой – кого-то взяли живым и тут же разорвали на месте. К одной из машин откуда-то принесли свинину, бросили в машину и подожгли. Все убитые оказались кавказцами.

Сколько было еще машин – никто не знал. Может, две и было, а может, и нет.

Четвертого – произошла еще одна стычка с убитыми, и тут же сбросили видео, на котором какие-то кавказцы стоят на коленях и просят прощения. Все это начало распространяться по городу, переписываясь с мобильника на мобильник, – и обстановка в городе начала закипать, как в скороварке с намертво заделанной крышкой.

Пятого – привезли Тарика, армянина по национальности, и тут же начали собирать сход. Дальше тянуть было просто опасно – еще немного, и город просто взорвется, будет кровавая мясня. И никто в стороне не останется.

Собрались на втором этаже, в бильярдном клубе. Это и до того, как все началось, был бильярдный клуб, тихое место, которое считалось нейтральным. По условиям сходки – каждый из воров взял с собой только свою машину и машину охраны и пять человек телохранителей, на самом сходняке мог присутствовать только один телохранитель. Гораздо больше было «быков» Тарика – человек двадцать, они же при необходимости послужат исполнителями приговора сходки. Но при этом знающий расклады человек, видя этих «быков», только усмехался. Тарик, доходящий от астмы пожилой человек, сидевший в своем особняке под Екатеринбургом, вряд ли осознавал, какие поистине тектонические изменения произошли вокруг него, на земле, что звалась Россия. В Югре двадцать человек, даже вооруженных автоматами, это ничто, самый слабый из воров имел не меньше сотни торпед. И если на сходке произойдет что-то, что не понравится одному из воров, и если этот вор будет достаточно духовитым… тогда начнется такая бойня, что свет не видывал. Пусть по условиям «быкам» запрещено приближаться к месту сходки на предел видимости – мясню это не остановит. По всему району – едва ли что танков не было.