Александр Афанасьев - Свободное падение

В его жизни никогда не было Бога. Никто не призывал его к Богу… его мать не крестила его. Но иногда он задумывался… почему все так. Он не задумывался над понятием «несправедливость» – просто ему казалось, что мир несколько неправильно устроен. Зачем, например, строить такие стадионы или такие дороги в теплом краю, когда в тех местах, откуда он приехал, не строится жилья для людей и люди живут в деревянных домах, крытых потемневшим от времени тесом. Почему все так плохо и несправедливо было в интернате, почему никто не вмешался. Разве все это правильно?

И еще – он хотел, чтобы не быть одному. Он устал от того, что он все время один.

Так он стал ходить на небольшую квартирку, которая располагалась в одном из старых районов Сочи, далеко от всего этого строительства. В этой квартире не было мебели – просто ковры. И метки на стене – это направление на Мекку. Они собирались здесь все вместе и молились. А потом говорили об Аллахе, о шариате и о несправедливости, которая правит миром. Смотрели диски с проповедями, которые приносил один из братьев – он знал арабский и хорошо переводил. Говорили на русском… кто-то знал его хорошо, кто-то плохо, кто-то совсем не знал, и братья, знающие, переводили. Получалось, что плохо – везде. Один из братьев рассказал, что он приехал из далекой страны, которая за горами и за морем. Там еще теплее, чем здесь, но жить плохо, очень плохо. Работы нет, только кирпичи можно лепить и продавать, и еще есть работа на полях, собирать хлопок. За нее деньгами не платят, но дают рис и муку. Один большой начальник положил глаз на его сестру, и сестра пропала. Отец пошел разбираться – и тоже пропал…

И так было у многих. У другого брата – брат говорил плохо про начальство и его забрали, а через несколько дней вернули тело. В закрытом гробу, вскрывать было запрещено, но они его вскрыли и ужаснулись увиденному. Брат был весь красный и в каких-то пузырях… местные любили пытать кипятком…

Везде была несправедливость. И постепенно он приходил к мысли, что с этим надо что-то делать…

Ему семнадцать. Он и еще двое братьев шли сделать намаз, когда увидели, что один из братьев бежит им навстречу и машет руками. Он сказал, что на квартире полиция. И что идти туда нельзя и в городе больше оставаться тоже нельзя. Надо уходить…

Они переплыли море на каком-то сухогрузе и оказались в стране, где есть ислам, но братья сказали, что это плохой ислам, такой, который хуже джихалии. В этом исламе есть бида’а, нововведения, и местные муллы делают все, чтобы мусульмане не боролись за справедливость, а подчинялись власти. Но к счастью, здесь есть и настоящие братья – и они помогут перебраться туда, где ислам настоящий.

Ему восемнадцать. Он живет теперь совсем в другой стране и учится совсем другому. Он живет в городе Кветта, что в Пакистане, и учится в исламской школе Махмадия. Здесь учатся люди со всего мира, авангард всеобщего джихада. Но все они – моджахеды и должны называть друг друга братьями. Один раз чеченец из Иордании узнал, что он русский, и ударил его по лицу, а на следующий день их собрали всех во дворе школы, вывели чеченца и дали ему пятьдесят палок. Выступивший моллави Хасани сказал, что асабийя, национализм – один из самых страшных грехов в глазах Аллаха, и тот, кто распространяет асабийю, сеет смуту среди моджахедов. И если он не прекращает после первого предупреждения – такого надо убить. Потому что они все – братья, и у них – одна цель. Когда они предстанут перед Аллахом – Аллах их будет различать лишь по богобоязненности и искренности веры, но не по тому, у кого какой нос, цвет кожи или кого как зовут.

Моллави Хасани достаточно молодой для преподавателя, но очень авторитетный. Потому, что не все преподаватели лично делали джихад на пути Аллаха, а моллави сражался. Он потерял ногу, но это его ничуть не беспокоит, он ходит быстро, даже стремительно на своем протезе. Он часто смеется: моя нога уже в раю, а я все еще нет.

Моллави Хасани хорошо говорит по-русски и ведет занятия на русском языке. Он говорит, что когда-то руси были в Афганистане и потому он знает русский достаточно, чтобы понять их всех. Но он знает и арабский – его он выучил сам, чтобы постичь всю сокровенную мудрость К’ъурана. Потом он увидел, насколько местные муллы искажают смысл Священной Книги, как они обманывают верующих и привносят бида’а, мостя свой путь в огонь и увлекая за собой грешников. И тогда он присоединился к тем, кто, как и он, изучал чистый К’ъуран в лагерях беженцев по эту сторону границы. Они называли себя «талибы», что значит «студенты», а свое движение – студенческим, что в переводе «Талибан». Организация «Талибан».

Русских среди них было немного, но они были. Были и некоторые другие национальности, которые не говорили иначе как по-русски, – татары и башкиры, например. Все они держались вместе, потому что от пуштун, которых было немало на курсе, можно было ждать всего. Пуштуны были особенные, он чувствовал, что те хоть и готовы сражаться, но они сражаются не ради Аллаха. А просто потому, что больше ничего не умеют и чувствуют себя оскорбленными. Сейчас они важны, но потом на пуштун полагаться будет нельзя.

А вот они должны сделать все, чтобы освободить свои пребывающие в джихилии народы от гнета т’агутов, донести до них благую весть и обратить их в правоверных. Потому, что только это спасет от гибельных раздоров, бесплодного национализма, одичания, лихоимства и преступности. Только когда все народы мира будут поклоняться одному лишь Аллаху Всевышнему, только тогда наступит мир – раз и навсегда.

Моллави Хасани часто оставлял их после занятий, но в этом не было и грамма мерзости, подобной той, что была в интернате. Они садились в круг, и каждый из братьев рассказывал свою историю. Истории были невеселыми. Потом они обсуждали, что не так в обществе, если происходит подобное, и как надо изменить общество в соответствии с законами шариата.

Моллави Хасани говорил, что они сражаются не против конкретных народов, не против русских и даже не против американцев, тот, кто думает именно так, проявляет асабийю. Он говорил, что они не сражаются даже с религиями – христиане были людьми Книги, и по законам шариата трогать их было нельзя, если они не шли на мусульман войной.

Но они сражаются с безверием в душах людей. С идущим с Запада разложением, которое разлагает не только мусульманскую умму, но и все народы, которых оно коснулось. С наглой политикой двойных стандартов, когда одни сражающиеся совершают героический поступок, а другие – теракт. И все это решают в странах Запада, ничего не зная ни о них, ни о том, как они живут. Да кто они такие, чтобы решать?!

Наконец, они борются с той системой, которую создал Запад. С системой, в которой один миллиард людей является избранными, а оставшиеся шесть… да что там шесть – уже больше шести миллиардов людей – отверженными. С тем, кто кто-то там, на другом континенте, управляя дроном, решает – жить этим людям внизу или умирать. С тем, как жиды опутали весь мир ссудным процентом, который запрещен не только шариатом, но почти всеми мировыми религиями.