Павел Иевлев - Операция «Переброс»

– Собаки, тащполковник, – откликнулся сержант, – так и мечутся по углам… Опа, а это что за тип?!!

Полковник выглянул в откинутый водительский люк – на углу, в тени навеса уличного кафе, стоял Чёрный. Вокруг него сидела стая обычных двортерьеров числом, на первый взгляд, до полусотни. Собаки внимательно смотрели на идущую по проспекту техник у, но разбегаться не спешили.

Отличить одного Чёрного от другого ещё никому не удавалось, но Карасов отчего-то понял – это он, тот самый. И пришёл за ним. Чёрный сделал приглашающий жест рукой, и тут же заголосила рация:

– Внимание, маталыга! Цель! Цель на десять! Вверху, вверху, смотрите на крышу! – Голос был на грани истерики. – Пулемётчик, твою мать, ты уснул там?

Карасов перевел взгляд и увидел, как с крыши трехэтажного старого здания почты на дорогу спрыгивает инсектоид. При свете дня он казался ещё страшнее – нелепое, невозможное существо, состоящее, кажется, из одних острых граней. Без малейшего видимого усилия самортизировав голенастыми ногами прыжок с третьего этажа, тварь кинулась прямиком к мангруппе, покрывая каждым прыжком метров десять. К счастью, она ошиблась, атаковав не открытый грузовик, а бронированный транспортер, – полковник едва успел захлопнуть крышку люка, как по броне заскрежетало будто огромным консервным ножом. Сержант припал к перископическому прицелу и, матерясь, закрутил башню, пытаясь поймать цель стволом ПКТ, но всё произошло слишком быстро. Тварь, среагировав на движение, вцепилась в защитный кожух ствола и начала его отдирать, сгибая сталь как домкратом. Карасов резко дёрнул на себя ручку левого фрикциона, пытаясь сбросить её с брони, но безуспешно.

По машине как будто замолотил град – из грузовика открыли шквальный автоматный огонь, не очень результативный, но отвлёкший тварь от выламывания пулемёта. В узкие сектора обзора перископов почти ничего не было видно, и полковник маневрировал скорее интуитивно. Бетонный козырёк подъезда подвернулся совершенно случайно, удачно придясь чуть повыше башни. Со скрежетом притираясь левым бортом к стене, обламывая кусты и сбивая скамейки, маталыга проскочила под козырьком, сбросив чудовище на тротуар. Не потерявший самообладания пулемётчик моментально развернул башню и врезал длинной очередью с минимальной дистанции почти в упор. Полетели брызги чёрной крови, и раненая тварь стремительно метнулась в подъезд. Преследовать её желающих не было – колонна прибавила ход, торопясь убраться подальше. Стрелки в кузове быстро перезаряжались, тревожно озираясь по сторонам. Карасов, осторожно приподняв крышку люка, огляделся – Чёрного, разумеется, на углу уже не было.

Открытые ворота склада и явные следы чьего-то пребывания не стали для Карасова сюрпризом. Будучи человеком до мозга костей рациональным и чуждым мистике, он предпочитал не умножать без нужды сущностей – если что-то пошло не так, значит, в игру кто-то вмешался. И он даже предполагал, кто именно, – в конце концов, не так уж много было вариантов. Поэтому сразу предупредил Гилаева смотреть в оба и ждать сюрпризов, и ничуть не удивился докладу:

– Эта… Двэр заминирован, да!

– Капитан, у нас есть хороший сапёр?

– Так точно, есть, но он остался на вокзале – ранен в ногу.

– Быстро сюда его, ногу потом лечить будет.

– Но…

– Никаких «но». Мухой на грузовике слетайте, стрелков оставьте тут. Если не будете сопли жевать, за полчаса обернётесь.

Капитан не был рад такой прогулке без прикрытия через город, где их только что атаковало чудовище, но, посмотрев на полковника, спорить не стал. Карасов явно не собирался обсуждать свои приказы, а репутация у него была та ещё. Молча пожав плечами, капитан запрыгнул в кабину грузовика и отбыл в сторону базы.

Стрелки заняли позиции, контролируя подходы к воротам. Полковник отчётливо понимал, что при атаке хотя бы пары давешних тварей толку от них будет немного. Поэтому он не отходил далеко от транспортёра, устроившись на кромке водительского люка. Если что, стрелки дадут ему время спрыгнуть вниз. Он размышлял о том, как исправить ситуацию, но страха или сомнений не испытывал.

Грузовик вернулся быстро – похоже, бойцы действительно неслись сломя голову, лишь бы поменьше маячить на опасных улицах. Поэтому сапёр – худой усатый прапорщик средних лет – имел вид не слишком бодрый.

В кузове его растрясло, бинты отмокли кровью, лицо было бледным с прозеленью. В ворота склада его пришлось заносить двум крепким бойцам. Тем не менее буквально через полчаса нетерпеливо ходящий туда-сюда Карасов уже смог спуститься в помещение. Сапёр сидел внутри, привалившись спиной к стене, и выглядел очень усталым.

– Что скажешь? – спросил его полковник.

– Минировал профи, но не сапёр. Скорее, обученный дивер. Школа наша, не варяг. Делал с расчетом на извлекаемость, оставлял себе возможность вернуться. Одна установка напоказ – всё равно, что написал «осторожно, мины», вторая – серьёзная и с сюрпризом. Теперь всё чисто.

– Понятно. Молодец, отдыхай.

Карасов быстрым шагом направился в глубь помещения. Задержавшись на секунду перед приоткрытой потайной дверью за пожарным щитом, он достал из кармана яркий маленький фонарик и решительно шагнул в тёмный коридор.

Про Карасова в Управлении говорили, что он лишён нервов. Впрочем, также про него говорили, что он лишён совести, чести, сострадания и вообще любых чувств. Это было не совсем так. Его всю жизнь влекло одно чувство – непереносимость неэффективности. Он был одержим странной формой перфекционизма – всё должно быть организовано максимально эффективным образом. Цель деятельности вторична, методы – вообще неважны. Но любая цель должна быть достигнута правильно , иначе Карасов испытывал тот же мучительный внутренний дискомфорт, который нормальному перфекционисту доставляет незаправленная кровать. Поэтому Карасов не любил людей – они были постоянным источником бардака и неэффективности. Они всё путали, опаздывали, не выполняли заданий или выполняли их не так, у них всё время были какие-то проблемы, эмоции, метания, рефлексии, праздные размышления… Он, конечно, к этому привык, как привыкает слесарь к кривому ключу, – учитывал человеческий фактор при планировании, закладывал в сроки люфт на необязательность, в финансирование – излишек на жадность, старался учитывать эмоции исполнителей… Но как же это его бесило!

В личную команду он подобрал людей туповатых и простых, но исполнительных. Люди-инструменты, одной функции. Однако и это не спасало – они требовали слишком плотного руководства, слишком детального инструктажа – и всё равно не могли верно отреагировать при изменении обстановки. В общем, Карасов страдал от несовершенства человечества. Но он с этим справлялся. Любую проблему с любым человеком на самом деле разрешить очень легко – нужно просто его убить. Это самый эффективный метод, и этим он Карасову нравился. Чистая математика – чем меньше переменных в уравнении, тем ближе решение. Он это так и называл: «Сокращение переменных». Карасова напрасно считали жестоким – он просто ненавидел лишние сложности. Жаль, что не всё и не всегда можно было решить этим легким, красивым и простым способом…