Алексей Соколов - Терпение дьявола

– Знаю. Но он в наших краях первый раз, обвыкается.

– Ты, пока он обвыкается, держи ухи на макухе, чтоб с ним заодно в какое-нибудь дерьмо не воткнуться.

Сапсан не любил обсуждать своих напарников, какими бы они ни были, за их спинами. Не то чтобы он полагал это чем-то неправильным или даже подлым. Просто считал, что высказать претензии человеку в лицо – это как-то разумнее. Ведь, в конце концов, сколько ни обмусоливай с другими людьми проблему жадности, лени или трусости попавшегося тебе компаньона, сам компаньон от этого не изменится. Да и ты будешь выглядеть не в лучшем свете – вот дурак, с растяпой связался, да, наверное, сам такой же.

Гораздо практичнее подойти к напарнику, мирно лакающему за барным столиком пиво или что покрепче, плюхнуть ему на плечо грязную ладонь и сказать, что, мол, сволочь ты, Курок. Зачем за «гремучей салфеткой» на старый кран без спроса полез? И сам чуть не гробанулся, и товарища подставил, которому, пока ты на стреле болтался, пришлось свору псов-интуитов отгонять. Вот брошу тебя, остолопа, в следующий раз и глазом не моргну, потому что своя шкура дороже, да и патроны денег стоят. И напарник – молодой, но уже возомнивший себя матерым сталкером – после этих слов пивом, или чем покрепче, поперхнется, глазки потупит и пообещает, мол, Сапсан, братуха, мамой клянусь, что впредь более никогда, и, вообще, сколько я тебе за потраченные патроны должен. Вот инцидент и исчерпан.

А от того, что, сидя за соседним столиком, будешь товарища костерить по-всякому, тому будет ни холодно ни жарко. И потому в следующий раз, если снова с ним пойдешь, он еще и не такое отчебучит. А промолчишь и не пойдешь – вопросы будут. И не только у товарища.

Питон, конечно, не напарник, но идти с ним в одной связке придется еще долго. Поэтому лучше все нюансы самостоятельно решить. Хотя Татарин все-таки прав – глаз да глаз за спортсменом нужен.

– А ты сам давно здесь? – Сапсан решил сменить тему.

– Два года, – коротко ответил Татарин.

– Я тоже почти столько же. Ты сразу к жильцам подался или побродяжить успел?

– Сразу. – Жилец отвел глаза в сторону и закусил губу. Сапсан понял, что тема прихода в Зону Татарину неприятна, и замолк.

Мало ли почему человек решил навсегда распрощаться с тихой жизнью среднестатистического обывателя. Желание доказать что-то самому себе, долги, побег от опостылевшей размеренности или правосудия – причины у всех разные, хотя в целом все равно одинаковые. Поэтому среди сталкеров разговоры на тему «как сюда попал» являются не более чем вежливым способом поддержать беседу. Типа обсуждения сегодняшней погоды интеллигентными леди за чашкой вечернего чая.

Вереница снова остановилась. Шалый недоуменно смотрел на экран наладонника, а потом, повернувшись к сталкерам, сказал:

– Финита ля комедия. Меток от Гнуса с Хмырем больше нет. Или заблудились, во что я не верю, или… Странно, тут осталось-то всего ничего. В общем, теперь будем прокладывать тропу сами.

Они успели сделать всего несколько шагов.

– Ложись! – резким голосом скомандовал Чиф, валясь в мокрые заросли багульника. Остальные сталкеры немедленно последовали его примеру.

Падая лицом в грязь, Сапсан про себя порадовался, что в Жженых топях нет глубокой трясины, как на том болоте, которое они втроем пересекли накануне. И попутно заметил, что зэки тоже не замешкались. Видимо, уже поняли, что, когда кто-то опытный дает подобную команду, думать над необходимостью ее выполнения – непозволительная роскошь.

– Что?.. – послышался громкий шепот Шалого. – Опа-на! Лежим, мужики. Может, уйдет.

Все еще недоумевая, Сапсан повернул голову влево и, наконец, обнаружил причину групповой лежки.

Метрах в десяти от них над болотом завис сгусток электрических разрядов. Точнее описать увиденное Сапсан не мог, да и как еще можно назвать комок тонких синих молний, яркими змеями искрящийся на высоте человеческого роста?

Впрочем, зачем придумывать этому подобию шаровой молнии какие-то эпитеты, если оно уже давно носит вполне официальное имя – полтергейст. Вот его, любопытного хулигана, тут как раз и не хватало. Теперь понятно, почему на карте Шалого меток аномалий больше нет – те двое, которые здесь раньше прошли, наверняка тоже полтергейста заметили. И свалили от греха подальше, не успев предупредить идущих следом товарищей. Что ж, винить Гнуса и этого, как его – Хмыря – не за что. Ноги унести – первое дело, а товарищи чай не клюкву собирать вышли.

О полтергейсте ходило много слухов, но собственными глазами Сапсан увидел его только однажды, когда недалеко от Мрачной долины спустился в заброшенный подвал, чтобы оборудовать там схрон. Ничего он, конечно, не оборудовал – как-то не до схронов, когда вокруг носится такой вот мерцающий шалопай и с помощью телекинеза осыпает тебя всяким валяющимся на полу хламом, выбирая тот, что поувесистей. Сапсан тогда не стал спорить и поспешил из негостеприимного подвала убраться, напоследок поймав спиной ржавый тазик.

Подъем предметов в воздух и запуск их в своего противника – это, пожалуй, единственная неприятность, на которую способен полтергейст. Его даже мутантом назвать язык не повернется. По сравнению с гуксом, которого многие ветераны описывают, как жирного карлика отвратного вида, тоже любящего подземные убежища и тоже обладающего телекинетическими способностями, полтергейст – дите малое. Хотя бы потому, что зубов-когтей не имеет. Как, собственно, и тела в принципе. Правда, Бармалей рассказывал, что тело у полтергейста все-таки есть, и, чтобы его увидеть, нужно якобы не один десяток пуль в самый центр мечущегося сгустка всадить. Но рассказывал Бармалей со слов какого-то безымянного жильца, который якобы когда-то слышал эту историю от Сеченого и видел в его КПК фотографию полтергейстова трупа – длиннолицего темнокожего гуманоида без ног.

Почему тот жилец не скопировал фотографию на свой наладонник и не продал ее тем же ученым, до сих пор ломающим голову над загадкой полтергейста, – Бармалей объяснить не смог. Точнее – не успел, поскольку свалился лицом в недоеденный салат и зашелся молодецким храпом уставшего и перепившего человека. А проснувшийся и протрезвевший Бармалей уже ничего не помнил и на все попытки возобновить расспросы отмахивался со словами «не мог я сморозить такую чушь».

Но загадки – загадками, а сейчас полтергейст мог натворить дел вовсе не безобидных. Если он какими-то своими непонятными рецепторами почувствует присутствие посторонних и начнет свою любимую игру в бросалки, худо придется всем без исключения. Один неудачно – или, наоборот, удачно, смотря с чьей стороны посмотреть, – брошенный ком земли поднимет такую волну огня, из которой выбраться сможет разве что… да чего уж там. Никто не выберется. Кроме, конечно, этого бестелесного нахалюги, коего сейчас даже выстрелом пугнуть нельзя.