Олег Петухов - Пост-Москва

— Надеюсь, мы успели, — сказал Утенок.

— Надеюсь, — ответил я.

По моим небритым щекам текли слезы.

Утопающий в неприметной роскоши кабинет учреждения, не имеющего даже названия, на время превратился в некое подобие хирургической палаты. Главный в этом здании, и не только, опутанный проводами и трубками, лежал на каталке. Его референт склонился над ним с блокнотом и карандашом в руках, силясь разобрать в хрипе и сипении больного ценные указания:

— «Немодные»? Вы хотите сказать, что это немодные устройства? — он показал на агрегаты, обеспечивающие жизнедеятельность пациента. — Нет? А, немедленно! Понятно. А что — немедленно? «Операция», да. Но операция уже проведена, сэр. Другая операция? Если вы говорите о пластике, хирург уверяет, что швы практически не будут видны…

Главный закатывает глаза, всем своим видом давая понять, что тупость его подчиненного переходит все границы. Насколько ему вообще удается что-либо показать сквозь переплетенье трубок, налепленный тут и там пластырь и воткнутые в него иголки.

Референт деликатно откашливается и, наконец, предлагает:

— Сэр, а вы не могли бы продиктовать по буквам? Итак, первые слова «немедленно» и «операция», да? То есть, вы, наверное, хотели сказать «немедленно начать операцию», я вас правильно понял? О’кей. Теперь неплохо бы узнать название операции, не правда ли, сэр? И, я боюсь, с этим у нас будут определенные проблемы. Итак, я перечисляю буквы по алфавиту, а когда дохожу до нужной, вы зажмуриваете глаза.

Через полчаса референт смотрит в блокнот и говорит, стараясь произносить слова громко и отчетливо:

— У нас получилось вот что, сэр. «Немедленно начать операцию «принуждение к толерантности»». Все правильно?

Главный не отвечает. Его глаза закрыты, дыхание ровное, он спит.

Тимофей Иванович, майор госбезопасности, вышел из здания кремлевской больницы и решил немного прогуляться пешком. Погода стояла по-летнему теплая, светило солнце, а люди, которых он встречал на своем пути, выглядели расслабленными и дружелюбными, что не мешало ему осознавать все то коварство, подлость и лицемерие, что составляли неотъемлемую черту человеческой природы.

Да, он явно только что набрел на золотую жилу, как один из героев Джека Лондона он преодолел белое безмолвие и теперь, наконец, схватит свою удачу, как разжиревшего павлина, за хвост. Пересадка мозга — это пересадка мозга, это означает, что его собутыльник сильно приподнялся по жизни, так сильно, что дальше и некуда. Теперь только от самого майора зависит, как сыграет эта информация для его личной карьеры. А что она сыграет, может сомневаться либо кретин, либо откровенный вражина, причем его личный вражина и недруг, а их-то вокруг хоть пруд пруди, он знал это лучше, чем кто-либо другой.

Тут была нужна ювелирная спецоперация, со всеми атрибутами — агентурой, дезинформацией, операцией прикрытия и внедрения и на завершающей стадии — тонкий шантаж, льстящий самолюбию объекта шантажирования.

Тимофей Иванович уже начал просчитывать варианты в голове и прикидывать кандидатуры на ключевые роли в игре, когда на его телефон пришла СМСка:

ОПЕРАЦИЯ ОТМЕНЯЕТСЯ. ТЫ ИГРАЕШЬ НЕ ЗА ТУ КОМАНДУ

Он машинально огляделся вокруг, но никакой слежки не заметил. Вот, они и проявили себя — его недруги. Пытаются запугать его, посеять сомнения. Но откуда они узнали про его планы? И почему так топорно сработали? Это было непонятно. Либо, что самое логичное и простое, против него работают дилетанты. Эта мысль его немного успокоила, но далеко не до конца. Смутное ощущение угрозы сидело где-то под ложечкой, мешая думать и планировать свой неминуемый будущий успех.

Он попытался разобраться в своих ощущениях, но не смог, как ни старался. А своей интуиции он привык доверять, как тогда, при операции по захвату четверного агента, когда он догадался, что излишнее усердие сыграет против него самого, и поэтому дал уйти шпиону, что принесло ему майорские погоны и знак отличия за безупречную службу.

Настроение было испорчено, и он пошел к своей машине, припаркованной на Васильевском спуске. До вечера можно было заехать в контору и изобразить бурную деятельность, пока он не обдумает всю операцию до мельчайших деталей.

Он отпер дверь и сел за руль. Старая, но верная и надежная, лошадка завелась с пол-оборота. А еще через секунду ее обугленные обломки, на миг зависнув в воздухе, рухнули на брусчатку.

Операция «Преемник» началась.

У Фиделя слезы текли по небритым щекам, Утенок делал вид, что его не волнует вид плачущего командира, не такое, мол, видали в своей жизни.

— У нее есть шансы? — наконец, сделав пару-тройку глубоких вдохов, спросил его Фидель.

— Обследование покажет, — ответил Утенок, внезапно почувствовав себя доктором, в чьи обязанности входило объяснять родственникам причины смерти их любимых детей. Или родителей. Или жен. Или любовниц. — Трудно сказать наверняка до всестороннего сканирования, клиническая это фаза смерти или уже необратимая.

— А какие шансы? Не думаю, что времени ушло сильно больше десяти минут.

— Если быть точным, то восемь минут тридцать три секунды. Это на самой грани. То есть, фифти-фифти. Но у нее организм молодой, будем надеяться на лучшее.

Фидель поиграл желваками.

— Мне нужно знать, кто это сделал, — сказал он. — Скачай видео с ее регистратора.

Утенок кивнул, взял ноутбук и подключил к нему шлем Ведьмочки через оптоволоконный кабель:

— Пара минут и все узнаем, — сказал он. А потом добавил:

— Ты не виноват, Фидель. Мы действовали по плану. Иного выхода не было. Откуда ты мог знать…

— Замолчи, Утенок, — прервал его Фидель. — Ради Бога, замолчи. Я должен был предвидеть и знать. Я отлично знал, с кем имею дело.

Утенок помотал головой, но ничего не сказал.

Они просмотрели видео с регистратора.

— Вот Офелия садится в вертолет, — комментирует Утенок. — Кот запрыгивает следом. Ведьмочка приближается к люку. А вот та самая очередь в упор. У нее не было шансов. А стрелял, да, Геринг из калаша. А Офелию — вот посмотри на повторе — вырубают из тэйзеров те двое.

— Да, вижу.

— Нас подставили. Это изначально была ловушка.

— Да, я знаю.

— Что будем делать, Фидель?

— Вариантов нет. Будем сражаться.

— До конца?

— Еще бы.

В стеклянном кубе, наполненном синей жидкостью, плавает мертвая девушка с открытыми навстречу смерти голубыми глазами.

Вертолет приземлился на Красной площади. Едва он коснулся земли колесами своего шасси, Геринг выскочил из открытого люка. Их встречали люди в штатском из службы охраны президента и высших должностных лиц.