Александр Прокопович - Крымский Ковчег

– Слушайте меня, пока я еще говорю что-то осмысленное. Никто никогда не обманывал падших. Никто никогда не крал у них – даже огорчить не смог. И еще никто никогда не останавливал атипичный рак. Ни за десять миллионов, ни за пятьдесят. О таком не молчат, о таком рассказывают до хрипоты. Тридцать дней?

– Двадцать девять, – Антон придвинул к себе осколки блюдца, попытался сложить.

– Тем более. Большая просьба – не надо в эти двадцать девять дней быть глупее, чем обычно. Договорились? Ты не подумал о том, что с Костей Печеным было все немного сложнее? Падшие знали, что получают деньги ни за что. И вынули из него ровно столько, сколько он мог дать. Ты бы хотел притащить сюда «крыло ангела», снять с меня этот ошейник, чтобы на следующий день я выпала из окна? Такой план?

Лена не ждала ответа. Молча встала из-за стола. Для себя она все решила. Ей показалось правильным цепляться за то, что мало кому удается знать о своей смерти почти за месяц. Можно подготовиться, можно попрощаться, можно кое-что успеть. Она собиралась составить большой список этого «кое-что».

– Антон, завтра я уйду. Мы с тобой когда-то говорили об этом. Помнишь?

– Не совсем.

– Совсем. И ты об этом знаешь лучше меня.

Влад дождался, когда за Леной закроется дверь.

– Куда она собирается уйти?

– В Иоаннинский приют.

– Приют?…

– Ты не знал? Мы оба оттуда. Воспитанники, Лена на курс младше. Когда мы решили, что будем вместе, она сказала мне, что, если наступит момент, когда уже ничего не сделать, она уйдет. Вернется в приют. Лена говорила – там ей было хорошо. Там действительно хорошо.

– Я думал, ваши родители просто умерли. Потому и не спрашивал.

– И спросил бы – ничего бы мы не ответили. Может, они и умерли.

– Как может быть хорошо в приюте?

– Может. Директор там такой специальный дядя, поведенный на археологии, восточных единоборствах и… Этот приют, знаешь, такой местный Шаолинь. В приюте бешеная библиотека, все как когда-то – полки до потолка, запах старой бумаги и книги. Конечно, больше все сканированные, но есть и настоящие рукописи, даже не знаю, сколько им лет.

– Дико дорогие, наверное.

– Наверное. Не знаю, что там такого в них написано, но рядом с ними хорошо. Как-то легко и правильно. Наверное, ей и вправду там будет лучше…

– Я как-то не замечал за тобой больших достижений в руконожестве…

– Я не по этим делам, но фехтую – прилично. А вообще, директор мне как-то сказал, что книги мне ближе и это для меня правильнее. Так что, пока другие оттачивали боевое мастерство, я оттачивал чтение и медитировал… После того как появились падшие, слово «чудо» не воспринимается. Чудо теперь – дело понятное, можно купить. А тогда перед тренировками директор проводил сеанс медитации. Отключаешься от всего и в то же время – кажется, что ты можешь все.

– Только кажется?

– В том-то и дело. Так и держишься на краю. Я не рискнул идти дальше. Но директор рассказывал, что и до края мало кто доходит. Так что кое-что у меня получалось. Странно, что я только сейчас вспомнил…

– А Лена?

– Никогда не спрашивал. Это как бы не совсем то, о чем можно спросить, даже у самого близкого человека. Может, и зря, – Антон забарабанил пальцами по столу. – Знаешь, Воронин знал, что я вернусь. Это точно. И у него точно есть «Крыло ангела». Или что-то другое, что может помочь…

– Дело за малым. Придумать, как обокрасть падшего ангела.

– Обокрасть можно любого, вопрос только в том, чтобы подготовка кражи не обошлась дороже краденого… Что напрягает – я в последнюю ходку попал в неприятную историю…

– Про Давича я в курсе.

– Там не только Давич остался, там довольно много народа полегло. Я же всю ночь CNN смотрел, звук не включал, так просто, чтобы картинка мелькала… Я сразу не понял, меня уже под утро торкнуло – где траурные новости, где некрологи, безутешные родственники? Ничего. А утром и вовсе чудеса – интервью с министром, не знаю, чего он говорил, я ему на лоб смотрел – понимаю, что глупо, но думаю, как они дырку от пули заклеили, грим или пластырь…

– Может, запись?

– Прямой эфир, они такой значок смешной вешают.

– Не бери в голову. Ты же без звука смотрел, может, это его брат-близнец. Меня пугает другое.

– Тебя пугает? Что-то я не помню, чтобы Лозинского что-то пугало.

– Обереги, артефакты, как ни назови… Их продают падшие, и не так важно сколько они стоят. Все говорят – падшие. Но ведь они демоны, и все, что идет от них, – зло. Даже если кажется, что их обереги могут кому-то помочь.

– Влад, ты серьезно?

– Да нет, забудь. Просто я как-то давно об этом думаю, сегодня – точно некстати, прости…

– Ничего. Ты прав. Знаешь, всякий раз, когда я бывал у Воронина, он словно специально оставлял артефакты так, что, будь я хоть немного менее трусливым, я бы парочку попытался свистнуть.

– Может, проверка?

– А может, возможность?

Марк увидел Марию еще раз. К этому моменту, насколько это в принципе было возможно в России, он стал хозяином земли. То, что когда-то было Иоаннинским приютом, сейчас представляло собой довольно обширные развалины. Настолько развалины, что даже церковь не решилась вкладываться в ремонт. И даже администрация не потребовала ничего от человека, который решился взвалить на себя этот крест.

Он уже набрал первую группу воспитанников – шесть человек. Марк решил, что приют должен остаться приютом. Программу учебного курса сверстал сам, отличий от той, которую знал хорошо еще по школе, было немного – добавились единоборства и медитация дзадзен. Марка нисколько не смущало, что техники единоборств он брал из одного источника, а медитации из другого. Он знал – корень один.

Была и еще одна причина для того, чтобы здесь был именно приют.

У Марка не было отчества. Для паспорта и сотен ненужных бумаг – Иванович. Так было заведено в детском доме, на крыльце которого оставили ребенка с запиской из одного слова «Марк». Ему так и не удалось найти родных. Только добыть информацию, что они были. В старой картонной папке отыскалось дело о большой семье, которой не стало за год. Кто-то попал под случайный нож, а кто-то в аварию. То, что майор милиции начал складывать каждое несчастье в одно дело, – случай. С точки зрения Уголовного кодекса, дела не была. Случайности и совпадения. Предпоследним происшествием значилась пропажа годовалого ребенка прямо из спальни. Родители проснулись, а ребенка будто никогда и не было. Долго горевать они не успели, на следующую ночь старый дом выгорел дотла – к приезду пожарных спасать было некого.