Роман Злотников - Охота на охотника

— А одежды у тебя, случайно, нет?

Людвиг вылез из глидера, порылся в шкафу и достал плотно упакованный сверток.

— Вот, мне уже не пригодится, а тебе впору будет. Может, чуть великоват, хотя он контурный. По фигуре съеживается.

Девушка взяла сверток и направилась в угол, куда показал старик.

— Только не подсматривать, — предупредила она, не оборачиваясь.

Сандерс достал из холодильника бутылку воды, отпил глоток и вздохнул. На Ривьере они принимали душ вместе…

Послышался плеск воды и визг Виктории.

— Людвиг, старый ты хрен! Вода холодная!

— А как я тебе ее подогрею? На костре, что ли?

Сандерс усмехнулся. Да, госпожа баронесса, это вам не то, к чему вы привыкли. Хотя, как полевой агент, она, видимо, привыкла ко многому. И стаж у нее не многим меньше, чем у него. Надо же, не планета, а рассадник шпионов. Содружество, Фионимар, русские и напоследок тот, кто сидит в развалинах. Интересно, что ответит «контора» на его запрос, который он отослал с компа Уэйнстейна. Если Уолш передал его сразу, то утром должен придти ответ.

— А полотенце есть? — снова крикнула Виктория, перекрывая шум воды.

— Что ж такое, — Людвиг выбрался из глидера и достал из шкафа рваное банное полотенце, — поработать спокойно не дадут.

— Давай я отнесу, — сказал Сандерс. Людвиг подозрительно взглянул на него и погрозил пальцем.

— Ты, гляди там… не очень-то.

— Ты, Людвиг, знай себе, в железках ковыряйся, — в сердцах сказал Сандерс, отобрал полотенце и зашагал к Виктории.

Если в углу, где у Людвига была оборудована комната, был хоть какой-то свет, то здесь приходилось продвигаться почти на ощупь. Сандерс остановился, ожидая, когда глаза привыкнут к полутьме. Постепенно он стал различать впереди, под струей воды, обнаженное тело Виктории. В горле пересохло. Сейчас он видел даже полоски от купальника. Надо же, загар еще не сошел… Он замер в неуверенности, не зная, на что решиться, оглянулся назад, забросил полотенце на плечо и стал расстегивать рубашку.

— Не надо, Дик, — услышал он сквозь плеск воды тихий голос, — я не хочу так. Мы не животные.

— Нет, мы не животные, но будет ли другая возможность? — хрипло спросил он, продолжая раздеваться.

Он бросил одежду на пол и шагнул под ледяную струю. Дыхание перехватило, однако он тут же перестал ощущать холод — тело Виктории, желанное, как никогда, манило его к себе. Он положил руки ей на плечи, притянул к себе.

— Не надо, — снова шепнула она, но он уже чувствовал на лице ее губы.

Он провел руками по ее спине, спустился к талии, положил ладони на ягодицы и прижал ее бедра к своим. Она приникла к нему, ее дыхание было горячим, губы настойчивыми, руки, обжигая прикосновениями, скользили по его груди, животу. Они слились телами, дыханием, казалось, даже мыслями.

Она прислонилась спиной к стене, он положил ладони ей под ягодицы, приподнял ноги и медленно вошел в нее. Она укусила его плечо, сдерживая крик.

Они почти не двигались, наслаждаясь необычайным единением и только в конце, когда она впилась в его губы, яростно бросились навстречу друг другу, выплескивая накопившееся одиночество и тоску…

Вода, просачиваясь между телами, приносила прохладу и успокоенность. Он осторожно опустил ее на пол, и она обессилено приникла к нему.

— Ну скажи, что у тебя никого не было после Ривьеры?

— Никого!

— Врешь, — вздохнула она, — ну и правильно. Я не хочу знать, был ли кто или нет, мне достаточно, что сейчас ты со мной. Выключи воду, я замерзла.

Сандерс закрутил кран. Виктория пошевелилась.

— Спину поцарапала, — пожаловалась она, — ну что за любовь? Никаких удобств.

— Зато как романтично, — возразил Дик.

Он поднял полотенце и принялся вытирать ее, но она тут же отстранилась.

— Я сама. А то мне захочется продолжения. Отвернись.

Отвернувшись, он натянул пахнувшую потом одежду на мокрое тело. Людвига видно не было — наверное, все еще копался в глидере. Полубой как сидел в кресле, так и оставался неподвижным.

— Ты иди, — сказала Виктория, — я сейчас. А то Людвиг подумает что-нибудь.

— Наверняка подумает.

— Ну вот и иди.

Он медленно вернулся в «комнату». Присел на кровать. Ну ладно, нравилась ему эта женщина, но ведь многие нравились! Тем более что она никогда не согласится оставить работу и уехать с ним. И он не уедет с ней — что он будет делать там, на забытом богом Фионимаре? Скорее всего, в разведку его не возьмут и что, сидеть без дела? Тем более что она королевских кровей, а он кто? Выбившийся в люди латинос, проложивший себе дорогу потом и кровью, своей и чужой.

Он помотал головой, отбрасывая дурные мысли. Что будет, то и будет. Вот сделаем дело, тогда и посмотрим, как жить и с кем жить.

Заворочался Полубой, всхрапнул, потянулся и сел в кресле, моргая заспанными глазами.

— Где мисс Салливан?

— Сейчас подойдет, — буркнул Сандерс.

— А Людвиг?

— В глидере ковыряется. Когда выйдем?

— Под утро, — Полубой взглянул на часы, — часа через полтора.

Из глидера вылез Людвиг, вытирая руки грязной тряпкой, подошел, присел на стул.

— Вы дальше-то куда? — спросил он, стараясь не глядеть на Сандерса.

— В развалины, — ответил Полубой, — подбросишь?

— Само собой! Вы перекусите на дорогу — потом может и времени не быть. Развалины, это, брат… да! А я пойду, соберу тачку. Малость подправил ее. Теперь как новая.

Полубой поднялся на ноги, огляделся недоуменно.

— А где моя майка? Последняя!

— Вот, я постирала — она вся в крови была. — Виктория неслышно приблизилась к ним, протягивая выстиранную майку.

Повисло молчание.

— Вот это да! — только и сказал Сандерс. Людвиг восхищенно присвистнул, Полубой покачал головой.

Виктория была в парадном мундире офицера флота Магдебурга. Серебрились витые погоны, аксельбант пересекал высокую грудь, туго перетянутая ремнем талия казалась невозможно тонкой, галифе с ярко-красными лампасами выгодно подчеркивали бедра. Общий вид несколько портили босые ноги с маленькими ступнями.

— Кто сказал, что военная форма идет только мужчинам? — спросил Людвиг, победно всех оглядывая.

— А ты что, босиком в развалины пойдешь? — спросил Сандерс.

Людвиг полез под кровать, долго не появлялся и наконец вынырнул оттуда весь в пыли, но с довольным выражением лица.

— Ну-ка, примерь, красавица! — Он протянул Виктории ботинки для хардболла с ребристым протектором и длинной шнуровкой на голени. — Должны быть в самый раз. Лет двадцать назад они были в большой моде. Я по пьяни купил, а потом гляжу — они на пять размеров меньше.

Виктория зашнуровала ботинки, притопнула.

— Годится. Спасибо, Людвиг. Ты — мой самый любимый мужчина!

Старик крякнул, махнул рукой.

— Ладно. Знаем мы, кто любимый, — вздохнув, сказал он и заковылял к машине.