Артем Мичурин - Полведра студёной крови[СИ]

— А ты?

— А я, как видишь, здесь.

— И что это за озеро такое расчудесное?

— Обычное озеро. И охотничий домик на нем. Таких домиков по всей тайге дохера понатыкано. Те, что поближе, вполне себе обжитые, а возле гор — много лет заброшены. Как и тот, на берегу. Однако в нем и печка есть и крыша не дырявая. А что еще надо? К нему я на шестой день вышел. Рассчитывал к этому времени добраться до посёлков, что вверх по Яйве. Там целый куст их, промахнуться сложно.

— Но ты промахнулся.

— Я на север чутка забрал.

— Сильно забрал, — я посмотрел на потолок, представив разинутый синий клюв, к которому были подрисованы глаза и субтильное тельце. — Знаю там только одно озеро в семи километрах от поселка Усть-Сурмог.

— Это я потом понял, когда сюда еле ноги унес. А ты что, вот так всю карту помнишь? — Ткач с сомнением посмотрел на меня.

— Да. Не отвлекайся. Что там с этим чертовым озером?

— Кто бы мне сказал. Переночевал я там и дальше на восток пошел, а через три часа опять к этому озеру вышел с севера.

— Ну так тебя все время налево заворачивает. Ты что компасом пользоваться не умеешь?

— Иди ты…

— Дальше рассказывай.

— Так вот… Снова пошел. Еще несколько часов по оврагам и склонам лазал, смотрю — опять впереди этот домик маячит. Третий раз поперся. Даже отдыхать не стал, так мне там все обрыдло. И что ты думаешь?

— Обратно к дому на озере пришел.

— Вот-вот. Тут уж я плюнул и завалился спать на топчан. Утром снова выдвинулся, но уже на юг. Дай, думаю, с разворотом крюк такой заложу.

— И?

— И опять к озеру вернулся. И еще два раза так. На третий день пошел обратно к Березникам. Испугался я, Кол, вот что. Сразу те байки о проклятых местах в голову полезли. Сдался я. Обратно не пошел, побежал даже. Язык на боку, пот глаза заливает. Я его вытер, и снова передо мной этот домик. Так разозлился, что хотел спалить его к ебеням. Потом смеяться начал, потом опять от злости землю ногтями скрести. День в траве провалялся. Хорошо в полдень уже тепло стало.

— Ну и как же ты оттуда выбрался, — спросил я, обеспокоенно оглядывая зал. Слишком многие клиенты этого заведения смотрели в мою сторону, и взгляды их не сулили мне ничего хорошего. — И это, давай чуток потише.

— Короче, — Ткач придвинулся к столу и заговорил шёпотом, — я так решил — раз по земле мне оттуда ходу нет, по воде выберусь.

— По какой воде?

— Из того озера речушка вытекает, не широкая, но быстрая. Нашёл я в лесу колоду и в обнимку с ней по речушке сплавился. Как ногами по дну скрести начал — вылез и на запад потопал. Так вышел к Соликамску. С тех пор тут и кантуюсь.

Ткач крякнул и с тоской покрутил порожнюю бутылку.

— Чего желаете? — приковыляла, наконец, неспешная тётка с блокнотом и огрызком карандаша.

— То же самое, — указал я на пустую тару, — и вторую кружку.

Тётка со вздохом убрала блокнот в карман передника и удалилась, а Ткач заметно повеселел, даже принялся настукивать пальцем плясовую. Натуральный алкаш. Так опуститься за полгода…

— Даже убивать противно, — слетел у меня с языка обрывок мысли.

— Чего?

— Да вот гляжу на тебя, и блевать тянет. По вене-то хоть ещё не вмазываешься?

— Не, — схватил он принесённую официанткой бутылку и набулькал в кружки. — Только старое-доброе бухло. А чего это ты о здоровье моём печёшься? Ты теперь доброхот что ли? Бороду вон отпустил как у попа. Может, и богу молишься?

— Молятся те, у кого своих силёнок нет.

— Ну да, ну да… — опрокинул он кружку себе в глотку и уткнулся в рукав. — Ахррр. Херово пошла.

Я понюхал содержимое своей тары и отодвинул в сторону.

— А знаешь, — заговорил Ткач, продышавшись, — я молился, раза три или четыре. Сразу после возвращения.

— О чём боженьку просил?

— Смелости дать, на второй заход.

— Помогло?

— Нихуя, — снова наполнил он кружку и тут же опорожнил, в этот раз даже не поморщившись. — Это, — указал Ткач на бутылку, — куда лучше помогает. Да и скука в церкви смертная. А в кабаке всегда жизнь бурлит. Каждый день новости. Вот позавчера в Березниках доктора зарезали, а дом его сожгли.

— Вчера, вообще-то.

— Э-э… Да нет же, позавчера, как сейчас помню. Я ещё подумал — твой почерк, один удар точно промеж рёбер в сердце. А потом спохватился — так ведь сдох же ты! — Ткач хлопнул ладонью по столу и заржал.

— Уверен?

— Если б не припёрся сегодня, был бы уверен, а теперь…

— Уверен, что позавчера?

— Мне, может, побожиться? А что не так-то, вообще?

— Доктора я зарезал. И было это вче-ра, — произнёс я по слогам для лучшего усвоения.

— Забьёмся?

— Чего?

— На бутылку. Ты говоришь — вчера. Я — позавчера. Сейчас спросим у людей, они и рассудят. Слышь, любезный, — обратился Ткач без отлагательств к мужику за соседним столом, — когда в Березниках доктора зарезали?

— Так… два дня тому. Свои же пырнули, а теперь на нас…

— Всё, свободен, — вернулся Ткач на место, бестактно прервав диалог, и перевёл совсем мутный уже взгляд на меня. — Гони бутылку.

— Как же так? Я же… Не может такого быть.

— Может-может, — снова плеснул он горячительного и зашептал, пододвинувшись ко мне, отчего дышать стало трудно. — А в горах ещё и не такое бывало. Не удивлюсь, если эта хуйня скоро везде… Везде! — сделал Ткач, вытаращив глаза, широкий жест руками, — …свои сети раскинет. Ик, — он тяжело засопел, уставившись в дно кружки, потом приподнял бровь и воззрился на меня, как на подсудимого. — А за что ты доктора зарезал?

— Он задолжал мне.

— Вон оно как… Ну да. О чём это я? Странно, что вообще есть причина. Ты ж и со скуки мог вполне. Ты ж у нас великий Коллекционер. Мочишь людей походя, счёт потерял. А мужик-то был неплохой, доктор этот. Помог мне как-то раз.

— О своём человеколюбии расскажи Гейгеру с Балаганом. Или… Ах, дьявол! Память моя дырявая. Ты же их пристрелил.

— Сука ты, Кол, подлая. Я ж не по своей воле тогда… Да с какого хуя мне перед тобой оправдываться? И вообще, задрал ты своей болтовнёй. Делай чего хотел или уёбывай. Мне с тобю говорить больше не о чем.

— Не вопрос. Напиши коды доступа, и можешь продолжать свое движение к циррозу.

— А вот это видел? — продемонстрировал он мне кукиш, предварительно на него плюнув. — Всё в голове, в голове, да… Там оно и останется.

— Что ж… В таком случае твоя голова пойдёт со мной.

Алчность. Мне всегда нравилось, как это звучит. Будто слизываешь мёд с липких пальцев. Сладкое-сладкое слово. Лишь одному существу на планете известно, что оно означает. Это существо ненасытно. Это существо убивает больше, чем способно съесть. Это существо забывает о любой опасности, как только перед носом замаячит весомый куш. Оно едва не уничтожило себя из-за алчности. Но алчность же подняла его на самый верх пищевой пирамиды. Одно неотделимо от другого, как жизнь и смерть.