Игорь Черный - Никого над нами

— А в Эквадоре? — спросил Оливера.

— В Эквадоре тоже хорошо, — заметил старик. — Сейчас тепло. Там всегда тепло. Даже жарко. Иногда горячо! Видишь? — ткнул себя пальцем в шрам. — Он мог бы быть и на горле.

— И все-таки, — нахмурился Оливера. — Если ты человек здесь новый, может быть, заметил что-то необычное?

— Заметил, — кивнул индеец. — Ты стал раньше ездить на работу и позже возвращаться. Гонять стал. Нервничать.

В кармане Оливеры запищал телефон.

— Шеф! — прорезался голос Поштиги. — Нашли Фиделя!

— Где? — напрягся Рауль.

— Все там же! — заорал Пабло. — Километров сто — сто двадцать к востоку от первой точки! Он к железной дороге сам вышел! Станция там. Бар-гу-зин!

— Бар-гу-зин, — бессмысленно повторил Оливера. — Русские доставят его как и раньше?

— Нет! — радостно заорал Пабло. — Леку полетел за ним сам!

— Не нужно гонять, — продолжил старик, когда Рауль убрал телефон. — Я прожил достаточно лет, чтобы понять — никогда не догонишь, когда спешишь. Остановись, все придет само. А пассажиров у меня хватает. Просто они уже дома. Вечером в город никто не едет. Чего в городе ночью делать? Рынок с утра. Здесь чужих нет, начальник. Проживу лет десять, и я своим стану.

— Удачи, — кивнул Рауль и вышел на улицу.

Старик широко улыбнулся через стекло, зацепил пальцами струны гитары над головой, подмигнул и с натужным скрежетом тронул автобус с места. Оливера смотрел ему вслед и думал, что это он сам приговорен к заключению в тюрьме с правом ночевать дома под боком у нелюбимой жены, а настоящая жизнь — вот она. Только что проехала мимо него на полуразбитом автобусе.

На второй день после того, как Леку, злобно шипя, водворил беглеца на место, Рауль вошел в камеру, сел напротив Проныры, внимательно оглядел. «Старик уже, в сущности, в свои сорок», — подумал.

— Как ты это делаешь? — спросил, выдержав паузу.

Фидель поднял голову, пригляделся, странно блеснув имплантатом в одном из зрачков, усмехнулся.

— Я плохо учился, начальник. Ничего не могу объяснить. Чанг мог бы. Но его убил Хавьерас.

— Хавьерас — это тот, кто должен был тебя утопить?

— Пусть попробует, — нахмурился Фидель.

— А он пробует? — переспросил Оливера.

Проныра не ответил. Прижался спиной к холодной стене, закрыл глаза.

— Зачем ты убил стольких людей?

— Не всех, кого мне приписывают, убил я, — проскрипел Фидель после паузы. — Скажу тебе больше, начальник. Каждый из них мог убить меня. Более того, каждый из них пытался это сделать. Я защищался.

— И от детей из Сан-Пауло?

— Детей? — Гонсалес коротко рассмеялся, закашлялся. — Я не убивал детей в Сан-Пауло. Хавьерас что-то перепутал. Не тот автобус взорвал. Не всему верь, начальник.

— Чему я еще не должен верить?

— Тому, что я пытаюсь отсюда убежать. — Гонсалес щелкнул ногтем большого пальца по пластиковому ошейнику. — Хотя, если бы не этот маячок… Может быть, его снять?

— Никогда, — покачал головой Оливера. — Только вместе с головой. После твоей смерти.

— А если я уже умер? — вдруг спросил Фидель. — В тот момент, когда полицейский прострелил мне голову. Жаль, что я не успел вырезать улыбку у него на лице. Если я уже умер? Откуда ты знаешь, что оживили во мне столичные доктора — ошметки мозга или кристаллы кибе-ра?

— И что же они оживили? — спросил Оливера.

— Дай сигарету, — попросил Гонсалес.

Оливера протянул сигарету, щелкнул зажигалкой. Фидель жадно затянулся, выпустил клуб дыма под потолок, наклонился вперед.

— Знаешь, в чем моя беда, начальник? Я всего лишь очень хотел жить.

— А теперь? Уже не хочешь?

— Сколько у тебя имплантатов? — спросил в ответ Проныра. — Два-три зуба? Антисклеротическая защита? Тромбофильтры? И все? Знаешь, чем отличается кибер от человека?

— Долей содержания киберорганики в организме.

— Нет, — мотнул головой Гонсалес — Ничем не отличается! И там, и там имеется кусок мяса с костями, который способен думать и чувствовать. Только в случае с киберами этот кусок мяса насажен на металлический шампур! И наше правительство любит поворачивать его над огнем! Знаешь, что было бы, выстрели полицейский мне в голову лет тридцать назад, когда я еще сопливым мальчишкой промышлял воровством на пляжах Буэнос-Айреса? Я просто отключился бы. Выжил бы или нет, о том ведает Господь Бог. Но когда мне прострелили ее на самом деле, я не потерял сознание. Я прочувствовал каждую миллисекунду боли. У меня сердце разорвалось бы, если бы вместо него не стучал урановый двигатель. Я не боюсь боли, умею отключать ее, иначе как бы выносил подарки судьбы, начиная от пыток в полиции и заканчивая бесконечным латанием тела. Но та боль… Она словно очистила меня. Когда я оборачиваюсь назад, жизнь распадается на две части. Первая тянется от рождения и до того момента, когда я нагнулся с ножом к лицу проклятого копа. Вторая часть целиком состоит из боли. Большая часть. Я могу ее описывать так же, как мог бы описывать прожитые мною годы. День за днем.

— Бросьте, — посоветовал Поштига.

Оливера сидел у окна, рассматривая заснеженные вершины Анд.

— Любой из нас хотел бы защитить свою жизнь от тех, кто пытается ее отнять, — продолжил Пабло. — Но никто из нас не убивает при этом десятки людей, случайных прохожих, женщин. Вы спросите, допускаю ли я, что здесь в камерах сидит хотя бы один человек, который не виновен в том преступлении, за которое отбывает наказание? Я отвечу — допускаю. И что с того? Что с того, если Бог допускает его пребывание здесь? Отчего я должен вмешиваться? Всякий человек имеет шанс начать жизнь заново. Но только после смерти! Именно этот шанс — умереть — мы и предоставляем! Более того, мы приучаем заключенных к смерти и боли! Частично искупаем их грехи, раз уж ад для них начинается уже здесь. Иначе отчего они принимают смерть как избавление? А что касается различий между кибером и человеком, я бы с Пронырой поспорил! Имеется немало фактов, когда полностью имплантированный человек, абсолютный кибер, машина — продолжает считать себя божьей тварью. Рассчитывает на человеческое отношение! Это страшнее всего, Рауль!

— Разве кто-то сказал, что я озабочен судьбой Гонсалеса? — удивился Оливера. — Я как раз думаю, когда он сбежит в третий раз.

Гонсалес сбежал в тот же день. Мигель со своими ребятами вновь рванулся на дорогу и никого не нашел. А еще через неделю свернул оборудование и уехал. В тот же день позвонил Леку.

— Слышишь, Оливера, забудь обо всем, о чем мы говорили. Считай, что никакого Проныры у тебя и не было. Дело закрыто.

— Подожди. Скажи только одно, вы его взяли?

— Пока нет, — ответил после паузы Леку. — Но возьмем! На этот раз он, видимо, сумел избавиться от маяка.

— Лучше бы вы его не находили, — заметил Оливера.