Андрей - Сердце Агрессора

— Еще скажи, Спайк, что твоя Ларри хорошая девушка и тебе не хочется, чтоб она была рабыней? — услышал я.

— Да, — сказал Кинг.

— Да, — сказал я.

И мне ответили хохотом.

— Даже если она и убежала, то она не одна! Где твой домкр, Кинг? Или ты скажешь, что мой домкр увел твоего? Вы все видели бугая, которого взял себе Кинг?

Глаза колдуна наливались кровью. Я отбил нападение и не мог себе отказать в удовольствии добить эту падлу:

— Что Кинг? Продай мне своего раба, а то я собираюсь сейчас поехать за своим. Или, когда я их найду, мне придется пристрелить твоего здоровяка, потому что мой багги не автобус для всяких там чужих ублюдочных домкров!.. Я дам тебе за него… старую покрышку!

— Хорошо, — воскликнул Кинг после минуты давящей на уши тишины. — Я продам тебе своего домкра! Я возьму за него… стрелку твоего компаса!

Смерть! Именно это промелькнуло у всех в головах. Колдун обрекает меня на смерть. Кто же на ночь глядя, сунется в Дикую степь без компаса? Но мне уже поздно было поворачивать:

— Клянусь твоими богами, Кинг. Твоими богами если они есть, черт бы их побрал! Я найду рабов и вернусь! Живой или мертвый я вернусь к тебе! Так что молись, чтоб я не вернулся. И лучше они были боги–то твои! Молись громче, чтоб они слышали там на небе–то. Если они есть!

Я молча вырвал стрелку и вложил ее в ладонь Кинга. Молча собрал продукты и горючее в машину, молча проверил ружья и патроны. На треск мотора из недр дома выползли полупьяные, но быстро трезвеющие капитаны. Они вышли проводить меня.

— Если ты не вернешься к рассвету, мы выберем нового капитана! — сказал капитан Грозный.

— Ты не хочешь попросить стрелку обратно? Если ты встанешь на колени, я отдам ее тебе, — воспрял духом Кинг.

— Да пошел ты… — не выдержал я, и отпустил педаль сцепления.

Колеса бешено закрутились и, словно атакующий стер — бич приозерных камышовых зарослей, багги рванулся вперед.

На грязи еще отпечатывался рисунок протектора, ночь не вступила в свои права, но дождь уже повзрослел и готовился вот–вот стать снегом.

Или ледяной ветер и скорость, или мороз и томительное ожидание. Если выбирать между ожиданием и погоней, я, пожалуй, выбрал бы погоню.

Руки мерзли. Приходилось управлять машиной одной рукой, грея вторую за пазухой. Не особенно–то разгонишься по коварной ночной степи, управляя капризной машиной, но не зря же я всегда считался одним из лучших пилотов Багги–тауна.

Холодные пальцы ветра залазят в почти не защищенный салон и дальше, уже по привычке, лезут под одежду. Быстрее всего замерзают нос, руки и ноги, ветер это знает и лезет к ним в первую очередь.

Мой домкр — Ларри Реутова, походила на человека на столько, на сколько на него может быть похожа куча тряпок. Хотя довольно редко у кучи тряпок заводятся глаза и побелевшие от прикосновений мороза щеки. Вот у меня за спиной, например, лежала одна такая, с глазами…

Это походило на чудо. Маленькая девочка прошла за тридцать часов сто десять километров, попала в грязевую ловушку, из которой смогли выбраться пока только трое знакомых мне людей. Один был здоров, как сто багги и ему помогали еще пятеро. Другой был Реутов — тоже достаточно сильный человек, а третьим Ларри. Чудо!

То, что Ларри рассказывала, я принял за больной бред. Это ж надо придумать! Фантазия у нее просто поразительная. Говорила будто бы ее отец, Реутов, вытащил и себя и ее из болота, а потом отдал остатки своих сил. Порядочно же у него тогда оставалось, если девчушке хватает энергии уже который час растирать замерзающее тело полумертвого мужика…

Местность изменилась, стало больше рытвин, оврагов, холмов. Мы приближались к реке Вельд.

Лед любил эту реку. На Вельде дольше всего оставались льдины и раньше всего берега встречались ледовым панцирем. Впереди был брод Вельд. Даже на рассвете вода здесь не поднимается выше спиц на колесах багги. Если встать лицом к северу у брода, то справа километрах в трех чернели развалины пограничного поста горожан — штаба Гейд, а слева, в лесу, охотничий домик Четвертого Капитана. Из поколения в поколение передается этот домик. Построил его первый Четвертый Капитан — капитан прилетевший четвертым на место где теперь Багги–таун. Теперь я был Четвертым Капитаном, и домик принадлежал мне. И он будет моим пока я жив.

Сутки миновали, как я приезжал в свой домик. Хижина уже успела утратить жилой вид, когда мы, наконец, преодолели все сугробы и подъехали к ней. Огромные сосульки наросли по краям крыши крытой зелеными от старости и мха досками. Небольшие оконца присыпало снегом, и видны были лишь узкие, похожие на амбразуры щели. Внутри было еще темнее, чем снаружи.

Я люблю свой домик. Мне нравится, и то что он такой маленький, и то что двери и окна столь малы. И что когда–то очень давно у печи отвалилась дверца и печь стала походить на камин. Ларри это тоже понравилось.

— На южном берегу озера Трех крокодилов, между Тростниковым адом и Минилесом у отца тоже была охотничья хижина. Там его и нашли… — тихо проговорила она, задумчиво глядя на огонь в печи и в это же время растирая кожу Реутова.

— Ты говоришь о своем отце, словно он уже умер… Ларри, он же еще жив, — у меня промелькнула мысль об умственном здоровье девчонки. Столь удивительное приключение не могло пройти бесследно.

— Реутов–то? Он мне не отец. Даже не родственник, ни какой.

Я, открыв рот, смотрел на Ларри, а она, как ни в чем не бывало:

— Мой отец, Бат Стратфорд, был одним из лучших охотников Ореховой долины. Он всегда возвращался с добычей из Тростникового Ада… а однажды…

Слеза, одинокая, почти как мужская, капелька влаги выкатилась из глаз маленькой мужественной девчонки.

— …Приближался вечер… мы с мамой пришли на пристань… там уже много людей было… Все толкали друг друга, пытаясь пройти ближе к ограждению причалов, но никто не кричал, не ссорился… В основном там были женщины…

Мы долго ждали, становилось холодно, поднимался ветер и вот, наконец, с востока показались точки охотничьих лодок. Они приближались очень быстро и уже скоро одна за другой стали входить в порт… Лодку отца привели на буксире. Он лежал в ней… уже мертвый. На отца напал стер. Отец убил его, но было уже поздно — яд проник в кровь. Отец смог только доползти до домика. Там его и нашли…

— А как же вы с матерью? — спросил я, когда Ларри умолкла.

— Сначала продали охотничий участок и лодку отца. Денег хватило на десять суток, а потом мама стала искать работу. Я бросила школу и устроилась на мыловаренную фабрику, а мама горничной у губернаторши. Однажды она пришла домой в порванной одежде и вообще какая–то не такая. Молча обняла меня, сняла с гвоздя отцовское ружье, одела патронташ и ушла. Через несколько часов я узнала, что губернаторский сын, ублюдок, изнасиловал ее. Она вернулась с ружьем, убила его и еще пятерых дружков… А потом сама была застрелена телохранителями губернатора…