Вадим Панов - Все оттенки черного

Он так соскучился.

Четвертый этаж полностью принадлежал ему. Лазарь выехал из лифта, площадка это позволяла, остановил «Харлей» и снял тяжелый шлем – окон в помещении не было.

– Шарлотта!

Ему никто не ответил.

Справа, из оранжереи долетел легкий аромат – розы Малкавиан. Только члены этого клана умели выращивать такие прекрасные цветы: бархатистые, густого красного цвета, словно впитавшие в себя кровь всех жертв масанов. Малкавианы обожали свои розы, и ни одно их убежище не обходилось без оранжереи.

– Шарлотта!

Лазарь заглянул в спальню – их огромная, покрытая белым шелком кровать была аккуратно убрана, прошел через гостиную – дурацкая низенькая мебель, но ей нравится, – посмотрел на кухне.

– Шарлотта!

Он нашел ее в специальной ванной. Прямоугольной, отделанной мрамором, встроенной прямо в пол и доверху наполненной теплой черной кровью. Лазарь остановился, любуясь открывшейся ему картиной. Шарлотта лежала в ванной, раскинув руки и блаженно закрыв глаза. Ее бледная кожа слегка порозовела, а кудрявые темные волосы, длинные, до талии, были аккуратно рассыпаны по полу, она не любила, когда волосы пачкала кровь. Как и у всех Малкавиан, у девушки было тяжеловатое, чуть расширяющееся к подбородку лицо и немного длинноватый нос с резко очерченными крыльями. Но это с лихвой компенсировалось большими глазами и прекрасными, почти сросшимися стрелами бровей.

«Какая же она красивая!»

Они были вместе уже двести лет, но Гангрел не уставал восхищаться своей избранницей. Он был готов любоваться ею вечно. Шарлотта Малкавиан – кровавая фея Москвы.

Шарлотта открыла глаза, улыбнулась:

– Лазарь! – Выражение глаз немного необычное, диковатое – Малкавианы не зря считались чуточку сумасшедшими.

Он склонился и поцеловал ее в полные красные губы, отличительный признак всех масанов.

– Я соскучился.

Почувствовал дрожь ее губ – Жажда приближается. Шарлотта поняла, чуть приподнялась, обхватила Лазаря за шею, он помог ей выбраться из ванны, мельком погладил вытатуированную возле пупка гремучую змею, накинул на плечи белый шелковый халат, сразу же покрывшийся красными ожогами. Шарлотта была высокой, одного роста с ним, с сильными плечами, хорошо развитой грудью и крепкими, стройными ногами. Ее бледная кожа жадно впитывала остатки крови.

– Мы должны уехать сегодня. – Ее губы щекотали шею Гангрела. – Жажда близка.

– Я не могу. – Он обнял ее за талию, заглянул в прекрасные глаза. Зрачки слишком расширены. Жажда.

– Что случилось?

– Кто-то нарушил четвертую Догму. Сантьяга хочет, чтобы я разыскал преступника.

Ее чудные брови страдальчески изогнулись:

– Но я не могу ждать, милый. Я не могу, я поеду одна.

Каждое расставание с Шарлоттой ломало его сильнее Жажды.

– Есть выход, моя любовь. – Лазарь поцеловал ее кудрявые волосы. Свободно рассыпанные их кончики достигали талии Шарлотты. – Сегодня ты сможешь высушить чела.

– У тебя есть контракт для меня?

– Нет. – Гангрел никогда не врал своей любимой. – Но у меня есть возможность раздобыть пищу . Жажда уйдет.

И ей не надо будет уезжать.

– Лазарь! – Шарлотта всем телом прижалась к епископу. – Лазарь, жизнь моя…

Адрес, указанный на черной карточке, привел Куприянова на тихую улицу, на которой по определению не полагалось бы находиться ночным заведениям.

«В полночь».

Но Куприянов не мог ждать, его «Мерседес» остановился возле указанного дома в четверть двенадцатого.

– Мне с вами? – Володя подозрительно оглядывал сонную улочку.

– Нет. – Константин чувствовал, что пригласительный билет рассчитан на одну персону, и не ошибся.

Тяжелая дверь в торце здания, словно ведущая в подвал, узкая щель магнитного замка. Куприянов вставил в нее пластиковую карточку и вошел в небольшой холл.

– Добрый вечер.

Два короткостриженых быка в строгих костюмах, широкие плечи, низко скошенные лбы. Два огромных ротвейлера в ошейниках с длинными шипами. За спинами охранников – вторая дверь, на белой стене – надпись красной краской (или кровью?):

«Только Дьявол позволит тебе все!»

Подтеки.

– Извините, вы носите оружие?

– Нет.

– Прекрасно. – Охранник изобразил улыбку, но здоровенные ротвейлеры, судя по всему, не очень-то поверили Куприянову. Один из них глухо заворчал.

Дверь в противоположной стене отворилась, и Константин шагнул в «Заведение Мрака».

Приземистый потолок, полутьма, слабо освещенная барная стойка, столики, расставленные вдоль стен, за одним из них полный мужчина в дорогом костюме, лица не видно – полумрак, у ног – девушка в черном бандаже, лицо скрыто плотной маской, цепочка продета прямо в кожу, мужчина наступил ей на руку, смеется. У стойки две девицы, платья в беспорядке, глаза затуманены, дым самокруток пахнет марихуаной.

«Только Дьявол позволит тебе все!»

– Добро пожаловать. – Бритоголовый мальчик лет четырнадцати, глаза подведены, губы накрашены темной помадой, протягивает поводок, цепочка идет к ошейнику, худенькое тело обтянуто черным латексным комбинезоном. – Я – Октавио, раб, вы можете делать со мной все, что захотите.

Игра начала увлекать Куприянова. Он взял поводок, резко дернул, заставив мальчика согнуться:

– Все?

– Абсолютно все.

– Я хочу видеть Анну. Ты знаешь ее?

– Я должен проводить вас в ложу. В полночь будет «Жертва Везувия». Вы должны увидеть ее.

– Увидеть Анну?

– Увидеть жертву.

«В полночь».

– Веди.

Подиум, на котором разогревали публику полуодетые девицы, был окружен ложами – отдельными кабинетами, рассчитанными на четырех человек. Они были устроены так, что из ложи было видно только то, что происходит на подиуме, соседи же были строго изолированы друг от друга. Куприянов уселся за столик, велел Октавио принести мартини и закурил, безразлично глядя на стриптизерш.

«Почему Анна назначила встречу в этом сомнительном месте?»

Между ложами и подиумом не было никаких перегородок, и девицы периодически исчезали в соседних кабинетах. Одна из танцовщиц, обнаружив присутствие Константина, разместила свои прелести прямо напротив его ложи. До Анны ей было очень далеко.

Куприянов посмотрел на часы: еще двадцать минут. Октавио принес коктейль.

Все потерялось в беспросветном мраке, исчезло, заставляя зрителей собраться, приготовиться к предстоящему действию.

«Жертва Везувия».

Ударил барабан, пауза, снова удар, лениво протянула гитара, звук жесткий, тягучий, медленный. В глубине тьмы появился маленький огонек. Приближающийся. Опять гитара. Куприянов подался вперед. Во мраке подиума – рядом, совсем рядом, лишь протяни руку! – со свечой в руках стояла Анна.