Евгения Мелемина - Последний Инженер

На Карагу они смотрели с плохо скрытой завистью, а меха-вопрос в их среде неизменно получал самую благоприятную оценку, казалось, изменить свою жизнь раз и навсегда им помогла бы только меха-реконструкция.

Они походили на робких детей, заигравшихся в жестокую войну и вооруженных деревянными палками. Карага не хотел бы превратиться в одного из них даже с тем условием, что вдобавок получит все капиталы и аква-бизнес с детскими домами.

Для них хобби было аналогом безопасного секса.

Карага относил себя к другому виду: к тем, кому наплевать на страхи и общественное порицание, кто оставляет секс сексом, а не превращает его в кровавые игрища, и без сожаления тратит деньги на проституток.

Кенни пошатнул эту уверенность. Жалкое злобное желание напугать мальчишку – откуда оно взялось? Откуда взялась потребность утвердить свою власть над слабым?

Черт бы все это взял.

Никогда, никогда больше…

Карага остановился возле странной машины: наполовину утопленная в землю, она лежала на боку, распахнув дверцы чего-то, похожего на топку. Ручки дверцы изображали собой сплетение змей. Стены внутри топки зеркально блестели, чем-то тщательно отполированные. Мелкие и очень острые зубцы покрывали их. Над топкой возвышалась труба, согнутая гармошкой в трех местах, а вокруг трубы раскачивались тяжелые медные шары, подвешенные на стальные нити.

Что производила эта машина, имея разум современного человека, понять было невозможно. Разум меха, возникшего в лабораториях в постпаровой период, тоже не справлялся.

Этим чудесная машина Караге и нравилась – он совершенно ее не понимал и гордился тем, что знает предмет, до сути которого ни за что не докопаться…

К ней, незыблемой эмблеме тщеты и суетности духа и рассудка, он и приходил в те минуты, когда терялся сам в себе.

К Мертвым нужно проявлять больше уважения, чем к живым, подумал Карага, обходя диковинную машину кругом. Есть массы идей насчет того, чем является жизнь, но нет ни одной хорошей идеи насчет смерти. Это стоит уважения.

Вспомнив о смерти, он обратился внутрь себя и увидел тревожно мигающий индикатор батареи. Оставались еще аварийные батареи, но их следовало беречь для того, чтобы выжить в критической ситуации. Все меха так делали – годами берегли аварийные системы, надеясь продлить свою никчемную жизнь.

Погибшие машины прошлого и угасающие меха настоящего, подумал Карага, к черту вымирающих белых львов, почему никто не заботится о вымирающих машинах?

Почему заброшена Вертикаль, почему Спираль превратилась в заурядный памятник, а от Космины город отпрянул, оставив ее в полном одиночестве?

Что за апатия накатила на человечество, переставшее изобретать и забывающее свои прошлые достижения?

Ответить на этот вопрос Карага не мог. Коснувшись теплой ручки на дверце древнего механизма, он прикрыл дверцу и принялся выбираться из затемненных коридоров, кое-где освещенных тусклыми белыми фонарями.

На душе безо всякой причины стало спокойнее.

Утром следующего дня, в час пик, взрыв уничтожил именной поезд «Валентин Скворцов». Это было первое нападение меха-террориста на поезд метро, и выполнено было виртуозно: переполненный состав взорвался в тоннеле, на большой скорости, и выход из моментально загоревшихся вагонов удалось найти лишь двум десяткам человек.

С самого утра различные каналы и издания на все лады склоняли простую мысль об истинной цели теракта.

Целью была объявлена жестокая обида на Валентина Скворцова, в чью честь десяток лет назад назвали старый, гремящий на рельсах поезд метро.

– Этому Скворцову первому пришло в голову объявить биоинженерию врагом человечества, – пояснил Джон для Шикана, смотрящего новостную передачу одним сонным глазом.

– Я такого даже не помню, – пробормотал Шикан, натягивая одеяло повыше и собираясь снова задремать.

– Да кому он нужен, – сказал Джон.

Он сидел на полу в пижамных штанах и пил апельсиновый сок из синего высокого стакана. Вчерашний ром не оказал на него никакого влияния, а Шикан выглядел помятым и страдал от тяжелой головной боли.

– Принеси лед, – попросил он сдавленным шепотом, упираясь лбом в подушку.

Джон посмотрел на него, отставил стакан и сходил за льдом. Лед он обернул в чистое полотенце и отдал Шикану, а тот сразу же прижал его к затылку.

– Придется отсюда уехать, – вдруг сказал Джон, обводя взглядом комнату, заставленную книгами.

– Зачем? – спросил Шикан и страдальчески поморщился.

Ему с трудом удавалось даже разговаривать.

– Потому что здесь нам больше жить не дадут, – ответил Джон, – это же очевидно. Началась большая охота, а я трусливый заяц и не хочу попасть в их клыки.

– Время-то какое, – проворчал Шикан, опуская руку вниз и осторожно нащупывая стакан с соком. – Раньше люди меха боялись, теперь меха людей боятся.

– Я всегда боялся, – спокойно отозвался Джон, бросая кубик льда в стакан. – Я не собирался проходить меха-реконструкцию и боялся так, что штаны обмочил. Все это было затеяно моей матушкой, и получилось в итоге то, что видишь. У меня даже зарядного устройства никогда не было.

– Это что-то значит?

– Это значит, что я – как очкастый ботаник в раздевалке футбольной команды.

Джон снова обратился к экрану телевизора. Дрожащая в чьих-то руках камера показывала черные клубы дыма, вырывающиеся из входа в метро, и носилки с женщиной в разорванном платье. Одна сторона женщины была угольно-черной, а платье – розовым.

– На основании изображений, снятых с камер слежения, был составлен фоторобот подозреваемого. На данный момент проводится процедура сличения составленного фоторобота с камерами слежения вокзалов, с которых отправлялись поезда Столишня – Карвардцы и Риман – Столишня, потерпевшего крушение у Белого вокзала…

Шикан с трудом поднял голову и долго смотрел на экран.

– Ты не можешь уехать без обновления регистрационного чипа, – сказал он, снова укладываясь на подушку и пристраивая полотенце у себя на лбу. – Ты не можешь обновить свой чип, потому что сразу обнаружится, что он подделка.

– Но здесь тоже оставаться больше нельзя, – возразил Джон, а потом вдруг с огромным интересом повернулся к Шикану и потянул его за руку. – Ты должен дать мне совет, – изменившимся слабым голосом добавил он. – Я обращаюсь к тебе как к богу моему и прошу совета.

Он встал на колени и склонился. Как и всегда в таких случаях, его сердце заколотилось изо всех сил, не помогли даже меха-контроллеры. Пришло время принимать гомеопатические шарики, иначе все это убьет его.

– Оставайся и терпи, – ответил Шикан, не открывая глаз. – Я позабочусь о тебе, я позабочусь о вас всех…