Майкл Гелприн - Хармонт. Наши дни

– Достаточно, – оборвал Фроста Ежи. – Как бы вы, детектив, поступили на моём месте?

Фрост смутился и просительно посмотрел на коллегу.

– Поговорите с ней, сэр, – посоветовал Кинделл. – Нам трудно судить о ваших отношениях, да это и не наше с коллегой дело. Но как… – Он на секунду замялся. – Как мужчина, я бы не спешил с выводами.

Сколько же старику лет, думал Ежи, пожимая Джеймсу Каттерфилду руку. Наверняка за семьдесят или даже… Он вспомнил недавнюю телевизионную передачу, интервью с Мясником после того, как тот отказался перенести клинику в Рексополис. Мои клиенты, пока их довезут в этот ваш Рексополис, могут отдать богу душу, сказал тогда интервьюеру Мясник. Я не гонюсь за клиентурой, денег у меня достаточно, правнукам хватит, поэтому резать парней на столе будут неподалёку от, с позволения сказать, места их работы.

Всю дорогу до клиники Ежи промаялся, десятки раз перебирая в уме доводы «за» и «против». Смириться с тем, что его жена оказалась агентом неведомо какой тайной организации, что все эти годы водила его за нос, было невозможно, немыслимо.

– А я вас помню, – сказал владелец клиники. – Вы некогда были моим пациентом, во времена, когда я ещё оперировал. Сложный случай: остаточные явления после сотрясения головного мозга, неправильное срастание рёбер, ещё что-то.

– Врождённая хромота, – напомнил Ежи. – Выбитые зубы, остальное по мелочам. Спасибо вам, доктор, если бы не вы…

– Благодарите своего покойного отца, – хмыкнул Каттерфилд. – Я догадываюсь, что привело вас ко мне. Ваша жена в безопасности, но длительные разговоры ей противопоказаны. Так что не больше пяти минут. Кстати, её тут охраняют. Двое, с позволения сказать, церберов, очень, знаете ли, – старик хихикнул, – принципиальные молодые люди, санитара едва не пристрелили.

Церберами оказались двое здоровяков в костюмах и при галстуках. Один из них поднялся Ежи навстречу и потребовал документы. Ознакомившись, угрюмо кивнул и отступил в сторону.

Мелисса лежала на больничной кровати под капельницами, с забинтованной головой и загипсованной ногой, подвешенной на перекинутом через блок тросе. При виде Ежи она, не сказав ни слова, закрыла глаза.

– Здравствуй, – нерешительно произнёс он. – Ты как?

Мелисса не ответила. Ежи потоптался у кровати, обогнул её, присел на больничный табурет.

– Ты ничего мне не хочешь сказать? – спросил он.

С минуту жена молчала. Потом проговорила, не открывая глаз:

– Тебе лучше забыть меня. И как можно скорее. Тебе не следовало сюда приходить. Не приходи больше.

– У меня два вопроса, – сказал Ежи упрямо. – Ответь, пожалуйста, и я уйду. Ты вышла за меня замуж потому, что любила меня, или потому, что тебе понадобился, как это называется у вас… Кто-то, чтобы отвести от себя подозрения, так?

С минуту Мелисса молча лежала с закрытыми глазами. Затем сказала презрительно:

– Так это был ты. Не Карлик, а ты послал филеров шпионить за мной. Боже, какой идиот.

– Пускай идиот, – согласился Ежи. – Я на самом деле идиот, раз доверял тебе все эти годы, не обращая внимания на сплетни. Тем не менее для меня это важно. Я не стану больше тебе докучать, но ответ хочу знать.

Мелисса разлепила веки.

– Ты не поймёшь, – сказала она едва слышно. – Есть люди, для которых любовь, симпатии, увлечения – понятия абстрактные. Вещи второго плана. Можешь считать, что на втором плане я симпатизировала тебе и симпатизирую до сих пор. Несмотря на то что ты, по сути, провалил меня. Что ещё ты хотел спросить?

– Я так примерно и думал, – сказал Ежи с горечью. – Я был вещью второго плана. Что ж… Это ты устроила так, что Яна дважды сажали в тюрьму?

Мелисса едва заметно усмехнулась.

– До чего же всё переплелось в этом богом проклятом месте, – с досадой сказала она. – Знаешь, я думаю, это Зона. Это она сплела вас всех в клубок, в котором уже не различишь, кто чей друг, враг или родственник. Карлик ведь тоже где-то твой родственник, не так ли? Он приёмный отец жены твоего уголовника-брата. А значит, родня и мне, – Мелисса невесело засмеялась, – Ступай, – бросила она, оборвав смех, – ступай прочь. Передай своему брату: я сожалею, что его не удавили в тюрьме. Но надеюсь, ещё удавят, если раньше не угробится сам.

Вот и всё, думал Ежи, сидя за столом в кабинете и одну за другой опрокидывая в себя рюмки с коньяком. Псу под хвост, всё пошло псу под хвост. Без малого пятнадцать лет его использовали, как… Он наморщил лоб, вспоминая слово. «Прикрытие» – всплыло оно в памяти. Да, именно. Его использовала как прикрытие женщина, которую он любил. Как ширму. И его труды, его учёная степень, его честолюбие, планы, карьера – всё это оказалось лишь второстепенной важности элементом в затеянной с подачи этой женщины комбинации.

– Доктор Пильман.

Ежи мутным взглядом окинул переминающуюся с ноги на ногу на пороге домработницу.

– Только что передали по телевизору, – застенчиво сказала та. – Сочувствую вам, доктор. Но вы не расстраивайтесь: сообщили, что травмы средней тяжести, ваша жена скоро поправится.

По телевизору, досадливо подумал Ежи. Травмы средней тяжести, надо же. Интересно, можно ли измерить тяжесть тех травм, которые в душе.

– Я хотела лишь сказать, доктор, – девушка зарделась. – Что вы…

Ежи налил в рюмку до краёв и залпом выпил. Что я могу переспать с тобой, когда пожелаю, мысленно дополнил он недосказанное. Только ведь не поможет.

– Идите, Кэти, – проговорил Ежи вслух. – Час поздний, не задерживайтесь.

Едва за домработницей захлопнулась входная дверь, позвонил Ян.

– Спускайся вниз, – велел он. – Прямо сейчас.

– Зачем? – растерялся Ежи. – Что за срочность?

– Расскажу в машине. Пожалуйста, собирайся.

Ежи пожал плечами, спустился вниз и вышел на улицу. Ян уже ждал, нетерпеливо похлопывая ладонями по баранке. Ежи уселся с ним рядом и озабоченно заглянул в глаза.

– Позавчера мы переехали в Рексополис, – сказал Ян, тронув машину с места. – Переночуешь у нас.

– Что случилось? Почему переехали? – удивился Ежи. – Зачем ночевать у вас и к чему такая спешка?

Ян сплюнул в открытое водительское окно.

– Потому что ты можешь попасть под горячую руку, – бросил он. – Не знаю только кому, Карлику или Чёрной вдове.

– В каком смысле? – изумился Ежи. – Прости, не понимаю. Какой ещё вдове?

– Дочери моего покойного дружка Стилета. Остальное я сам плохо понимаю, – признался Ян. – Знаю только, что началась война. Полчаса назад на Чёрном озере застрелили Артура Цмыга.

Карл Цмыг, 52 года, мэр Рексополиса

Когда гроб с телом сына закидали землёй, Карл заплакал впервые за последние сорок пять лет. Он стоял в двух шагах от могилы, рядом с навзрыд ревущей Сажей и не проронившей ни слезинки Диной. Мимо вереницей брели люди, сотни людей – знакомые и незнакомые, пришедшие на кладбище, чтобы соболезновать ему, Карлу. В соболезновании он не нуждался, а нуждался сейчас лишь во сне, потому что не спал двое суток, запершись в кабинете, не отвечая на звонки и не допуская до себя, кроме приёмной дочери, никого. Но когда церемония закончилась, спать он не стал, а велел везти себя в мэрию и звать Носатого Бен-Галлеви.